Алексей Дмитриевич сидел на узенькой доске-перекладине, служившей скамейкой. Его спутник, чтобы не садиться к нему на колени, что было бы нормальным размещением пассажиров бокса, делал отчаянные усилия, упираясь локтями в стенки кабинки и стараясь удержаться в стоячем положении. Было совершенно темно. Светились только мелкие дырочки в небольшом железном колпаке, установленном над каждым боксом. Это были вентиляционные отверстия, без которых пассажиры тюремного фургона неизбежно бы задохнулись. Уже стемнело, и через маленькие отверстия был виден свет уличных фонарей, то яркий при приближении к ним, то совсем почти меркнувший.
Там, за тонкой деревянной стенкой, была улица. По ней шли, торопились по своим делам люди, не обращая внимания на обыкновенную хлебовозку, испещренную затейливыми надписями: «хлеб», «хлиб», «брэд», «брот». Может быть, среди прохожих есть знакомые и близкие тех, кого везут в замаскированном тюремном автомобиле. Может быть, прошла Ирина-Автомобиль сильно тряхнуло на выбоине мостовой. Маленький спутник Трубникова не удержался и плюхнулся к нему на колени. Алексей Дмитриевич вскрикнул от острой боли в разбитом коленном суставе.
— Эх, чертов собачник! — зло выругался железнодорожник. — Выдумала же его какая-то энкавэдэшная б…! Не могли обыкновенного ворона замаскировать, раз уж так людского глаза боятся…
Автомобиль круто повернул и остановился. В дырочках ярко вспыхнул свет фонаря. Через минуту машина снова тронулась, и свет померк.
— Ворота проезжаем, — сказал железнодорожник.
— В спецкорпус! — крикнул кто-то снаружи.
Опять короткая остановка под фонарем, снова ворота, и мотор заглох. Очевидно они прибыли к месту назначения. Было слышно, как вышли из машины конвоиры и один из них пошагал куда-то, наверное, с документами на прибывших. Предстояло ожидание приемки.
Товарищу Алексея Дмитриевича уже не нужно было удерживать себя в неудобном положении. Очевидно очень словоохотливый человек, он снова вернулся к теме о воронах и собачниках. Трубников узнал, что собачником называется на арестантском языке тот тип тюремного автомобиля, в котором они сейчас находятся. И что не все эти собачники замаскированы под хлебовозки. Есть и такие, на которых написано — «мясо».
— Приписать бы — живое, — хмуро сострил рассказчик. — Есть даже подделки под автобус. Снаружи все как следует. Окна с занавесками, надпись «служебный». А внутри такой же коридор и боксы.
— Откуда вы все это так хорошо знаете? — поинтересовался Алексей Дмитриевич.
Спутник охотно объяснил. Оказалось, что до конца следствия он сидел не во внутренней, а в железнодорожной тюрьме, расположенной на окраине города. И оттуда его много раз возили на допросы в НКВД. Ну, а теперь, в связи с подписанием двести шестой, прямо от следователя привезли вот в эту общую — центральную городскую тюрьму. Железнодорожник вздохнул.
— Теперь, наверное, никогда уж больше окон своей квартиры не увижу… — и пояснил, понизив голос: — Я эти окна видел, когда меня на допрос в вороне везли. Дом, где я жил, как раз на той дороге пришелся.
Ворон — это старый и обычный вид тюремного автомобиля. Безо всякой маскировки и боксов. Общая коробочка со скамейками и даже оконцами, хотя, конечно, зарешеченными и непрозрачными. А главное достоинство ворона в том, что на его крыше установлен большой вентиляционный колпак с довольно крупными отверстиями. Через них видны окна вторых и третьих этажей.
К сожалению, воронов мало. Основным видом тюремного транспорта является собачник с его паскудной маскировкой и никому не нужными клетушками. И все же один раз рассказчика везли в вороне. Пришлось это на вечернее время, когда в его квартире горела электрическая люстра, переделанная из затейливой керосиновой лампы. Это означало, что семья железнодорожника пока проживает в прежней квартире. Потом, может быть, ее выселят, но жену, слава богу, не арестовали. И, наверное, уже не арестуют. Если НКВД считает, что семью надо ликвидировать, то старается сделать это срезу, не ожидая судебных решений и прочей формалистики.
Удивительно много, оказывается, может дать мимолетный взгляд на освещенное окно своей бывшей квартиры! Дорого бы дал Алексей Дмитриевич за такую возможность. Его квартира тоже во втором этаже.