Костя подтвердил, что через вентиляционные отверстия тюремного автомобиля можно видеть все, что находится между первым и четвертым этажами. Вообще-то это зависит от ширины улицы, но окна вторых этажей видны во всех случаях. Он тоже смотрел в эти дырочки. Так просто, чтобы что-нибудь увидеть. Их дом совсем в стороне, да и смотреть там теперь нечего. Костя закусил губу и умолк.
Алексей Дмитриевич подождал немного. Грусть мальчика была как всегда недолгой.
— А на Технологической ты что-нибудь заметил?
— На Технологической? А что в ней особенного? — Вот разве фигуры здоровенных дядек, налепленные на фасад здания, в котором помещается гастроном. Он их видел.
Дом, в котором жил Трубников, находится очень близко от бывшего Елисеевского магазина и по той же стороне улицы.
— Вот что, Костя…
Взрослый и подросток серьезно и деловито обсуждали практическую возможность для Алексея Дмитриевича увидеть окна своей бывшей квартиры. Получалось, что шансов не так уж мало. Повезут непременно в обыкновенном тюремном автомобиле. Костя в этом был совершенно уверен из соображения удивительно простого и умного. Автомобиль останавливают и выводят из него арестантов во внутреннем дворе штаба. Замаскированный собачник показывать там нельзя. Тех, чье дело назначено для рассмотрения в Трибунале, отвозят в штаб обыкновенно с утра. Там у них есть подвал с камерами для подсудимых. Но при этом строго соблюдается принцип: однодельцев ни в один вагон, ни в одну камеру до осуждения не сажают. Поэтому воронок, когда едет туда, делает довольно много рейсов. Зато обратно он забирает всех за один-два раза.
Об изоляции осужденных друг от друга тюрьма нисколько уже не заботится. Теперь их разделят только на контриков и бытовиков. Да и то только до большого этапа в лагеря.
Обратные рейсы от Трибунала до тюрьмы делаются обычно, когда у трибунальщиков заканчивается их рабочий день, но до вечерней поверки в тюрьме. Сейчас уже осень. Темнеет рано. Очень, очень возможно, что Трубникову удастся увидеть окна своей бывшей квартиры именно тогда, когда они будут освещены.
Большую часть этих соображений высказал Костя. Деловито и толково он давал советы, как ориентироваться через дырочки вентиляционного колпака по различным приметам, расположенным на уровне второго и третьего этажей. Такими ориентирами были дома не совсем обычной архитектуры, скульптуры, мосты. Помогали ориентировке и просветы на месте пустырей и недавно разбитых садиков.
Итак, возможность решить мучительный вопрос была вполне реальной. Если золотистый свет всё еще горит в окне Олиной комнатки, его луч останется маяком в черноте жизненной ночи ее отца. Если же там нет более этого света…
От этого второго «если» Алексей Дмитриевич мог умолкнуть на полуслове, сникнуть и подолгу сидеть, обхватив голову руками. В такие минуты умолкал и Костя, стараясь не потревожить старшего друга даже неосторожным движением.
Через несколько дней Алексея Дмитриевича вызвали в помещение дежурного по тюремному корпусу.
— Трубников? Прочти это и распишись! — сказал ему угрюмый, давно не бритый человек в черной форме и с двумя шпалами в петлицах.
На тонких слипающихся листах папиросной бумаги было отпечатано обвинительное заключение по группе ФТИ. Это была тенденциозная трактовка ряда показаний, в том числе Ефремова, Гюнтера и Трубникова. Всё здесь сгущалось до крайней степени, искажалось и преувеличивалось. Упоминание о каком-нибудь лопнувшем баллоне превращалось в несостоявшуюся диверсию, неудача опытной конструкции — в запланированное вредительство.
Стало понятным и происхождение пункта 1-а. Один из инженеров института написал на себя, что, находясь в заграничной командировке в качестве приемщика оборудования от иностранной фирмы, всячески затягивал приемку, придираясь к небольшим недоделкам. А делал он это потому-де, что хотел войти в контакт с антикоммунистическими организациями на предмет невозвращения на родину. Искомого контакта он тогда не нашел и на родину вернулся. Потенциальный изменник поведал обо всем этом в порыве безудержного раскаяния. Вскользь инженер упомянул и о том, что затягивать приемку ему помогала требовательность профессора Трубникова, для лаборатории которого предназначалось заказанное оборудование. Отсюда составитель заключения сделал вывод, что Трубников сознательно помогал несостоявшемуся изменнику.