Объявления о собрании не было. Всех пригласил на него Вайсберг и его активисты — каждого в отдельности и лично. Кроме самих этих активистов здесь присутствовали руководители отделов и лабораторий, старшие научные сотрудники и почему-то жены и некоторые другие родственники арестованных. Это придавало собранию какой-то щекочущий нервы интерес. Тем более что о цели собрания объявлено не было. При появлении Федорова в зале, тихом и до этого, наступила почти звенящая тишина, нарушаемая только чьим-то сдавленным кашлем.
— Всем здесь известно, — начал начальник спецчасти, — что доблестными сталинскими чекистами в нашем институте, с помощью честных и бдительных советских людей раскрыта контрреволюционная организация. Члены этой шайки много лет занимались вредительством и передачей за границу секретных сведений. Ее возглавляли матерые враги народа: Ефремов, Трубников и другие…
Даже простуженный перестал кашлять. В полной тишине Федоров говорил о том, что эти люди, долгое время стоявшие у руководства института, сдерживали темпы проведения научных работ, особенно тех, которые могли иметь практическое значение для народного хозяйства. Они наводнили институт выходцами из фашистской Германии, агентами иностранных разведок, препятствовали росту отечественных научных кадров. С особой злобой разоблачённые контрреволюционеры сдерживали продвижение тех специалистов, которые происходят из рабоче-крестьянской среды. Теперь тайные контрреволюционеры разоблачены и уже не могут навредить нашему государству.
Но советские люди должны знать, какую опасность таит в себе малейшее притупление классовой бдительности. Поэтому органы НКВД направили в институт своего представителя, который зачитает и покажет собравшимся собственноручные признания главных руководителей контрреволюционной организации ФТИ.
Только тут все обратили внимание на незнакомого человека в штатском, сидевшего в первом ряду с туго набитым портфелем на коленях. Этот человек неторопливо поднялся и направился к столику председателя, за которым сегодня никого не было. Кто-то захлопал, другие подхватили. Под аплодисменты он открыл свой портфель и достал несколько папок.
— Я зачитаю вам, — сказал представитель НКВД, не поднимаясь со своего места, как учитель в классе, — выдержки из показаний обвиняемых Ефремова и Трубникова. Органы не делают секрета из своей работы, потому что они всегда с народом и опираются на народ…
Кто-то опять захлопал, и снова начались аплодисменты. Представитель Комиссариата внутренних дел переждал их и продолжал:
— Органы только тогда прибегают к аресту заподозренного, когда в его виновности не остается ни малейшего сомнения. Никаких ошибок не может быть в принципе. Собранные к моменту ареста преступника улики всегда так многочисленны и неопровержимы, что ему ничего не остается, как сразу же сложить оружие и признать себя полностью виновным. Арестованные делают свои признания в письменной форме и всегда собственноручно. Следственные органы заботятся, чтобы они при этом находились в здравом уме и твердой памяти и не понуждались к признанию ничем, кроме силы фактов и логических доказательств.
Ирина сидела оцепеневшая, как приговоренная к публичной казни. Так вот зачем ее и других жен и родственников арестованных заставили присутствовать здесь! Они должны слушать признания в виновности своих близких!
Представитель сдержанно и неторопливо открыл одну из папок и начал читать в местах, заложенных полосками бумаги:
— «…будучи сыном торговца, — это были показания Ефремова, — я воспринял Октябрьскую революцию с глубокой, но затаенной враждебностью. Не выявляя этой враждебности и сохраняя внешнюю лояльность, я решил вредить пролетарской революции тайным образом, находя такой способ мешать социалистическому строительству наиболее действенным…»
Отец Николая Кирилловича действительно был небогатым лавочником, тянувшимся изо всех сил, чтобы дать старшему сыну образование. Тот успел при жизни старика окончить гимназию и три курса Политехнического. Но отец умер. И на Ефремова легла забота о многочисленных братьях и сестрах. Продолжая учиться, он хватался за любую подработку — слесарил в институтских мастерских, помогал сынкам богатых родителей делать курсовые проекты, в летние каникулы работал водопроводчиком.