— Что я могу вам предложить в случае, если нам удастся провернуть дело, это достаточно широкий выбор и совет. Мне кажется, что здесь ваш муж уже не пользуется авторитетом. Да и у вас обоих порядком подмоченная репутация. Если бы у вас были деньги, то вам следовало бы собрать все, чем вы тут владеете, и уехать, попробовав себя заново на новом месте. Сколько ему? Тридцать один? Это уже возраст. Но, может быть, он где-то по дороге потерял вас, и теперь его судьба вас уже не интересует.
Тропинка сужалась, уходя в тень больших пиний, и мне пришлось пойти следом за Ви. Ее спина была прямой и сильной, теннисная юбочка слегка покачивалась на спортивных бедрах в такт движению гладких, коричневых мускулистых икр. Внезапно она остановилась и обернулась ко мне, лицом к лицу. Ее губы перестали выражать презрительную гримасу, рот сделался более нежным и юным.
— Он не потерял меня. Но не надо играть в игры. Не надо играть в жестокие игры, Тревис. Я не знаю, что происходит. Он говорит, что во что-то вляпался, но не знал, что это дурное дело, пока не стало слишком поздно.
— Он знал это с самого начала. Понимал, что это мошенничество в сладкой оболочке законности. Ему хорошо заплатили, он помог обчистить человека по имени Артур Уилкинсон на четверть миллиона долларов. Но дело всплыло, Вивиан. Кто ему будет доверять теперь? Он смертельно боится, что кто-нибудь сковырнет приятную оболочку и выставит напоказ откровенный грабеж. Крейн знался с такими мошенниками и отребьем, как Бу Уаксвелл, и шел за морковкой в двенадцать с половиной тысяч, как он думал. Но у него нервы слабоваты, чтобы воровать профессионально. Он стал трястись от страха. Они его отшили, сунув семь с половиной тысяч, зная, что у него не хватит смелости стукнуть кулаком по столу. И если Крейн не перестанет в состоянии сильного возбуждения выкладывать все на чистоту чужакам вроде меня, то может их это утомит, и они пришлют кого-нибудь, чтобы вложить ему пистолет в руку дулом в собственное ухо.
Она покачнулась на своих хорошеньких ножках и побледнела, несмотря на загар. Вивиан сошла с тропинки и села, вернее просто рухнула на бетонную с кипарисовым сидением скамейку, слепо уставившись сквозь тень на яркое море. У нее дрожали губы. Я сел рядом, глядя на ее несчастный профиль.
— Я... боюсь, я знала, он все понял. Но в воскресенье вечером, когда Уаксвелл ушел, он дал мне слово чести, что слова Бу — сплошная ложь, что он пытался уколоть нас побольнее гнусными намеками будто Крейн участвовал в чем-то незаконном.
Она повернулась, жалобно посмотрела на меня, потом взяла себя в руки и сказала:
— Но что его делает таким слабым?
— Может, он дорожит вашим мнением о нем и это единственное, что у него осталось, Вивиан. Вы все еще хотите попытаться сохранить уважение к нему?
— Его лучший друг из Стетсона, бывший товарищ по комнате, предлагал Крейну закончить свои дела здесь и поехать с ним работать в Орландо. Может он еще... Я даже не знаю. Но я и для себя ничего не решила. Мне кажется, если я смогу заставить его снова расправить плечи, то тогда уже придет время решать и свою судьбу.
— Если то, о чем я хочу вас попросить, сработает, то тогда вы с мужем должны быть готовы уехать в любой момент, переехать жить совсем в другое место. Крупные проблемы можно разрешить позже, такие как продажа дома и прочее.
— Сейчас у нас так мало денег, что их едва на продукты хватает, — с горечью вымолвила она. — Но так или иначе, я смогу заставить его это сделать.
— Сколько вам нужно на то, чтобы оплатить счета здесь и прожить вдвоем, скажем, месяц-полтора, в каком-нибудь тайном месте? Не смотрите на меня так скептически. Вы будете скрываться не от закона. А потом ваш муж сможет вырасти и в своих глазах, и в ваших.
— Отец оставил мне хижину на гектаре горной земли недалеко от Бреварда, в Южной Каролине. На горе Слик-Рок. Там так мило. Посмотришь с утра и увидишь хребет за хребтом, а в отдалении все становится серо-голубым. Костры летней ночью. — У нее дернулись губы. — Мы там медовый месяц провели, несколько тысяч жизней тому назад. Сколько нужно, чтобы оплатить все тут? Не знаю. Он скрывает свои доходы. Может, мы должны больше, чем мне известно. Я думаю, три или четыре тысячи долларов. Но могут ведь быть и другие долги.
— Да понадобятся еще средства, чтобы потом начать жизнь в Орландо. Скажем, тысяч десять.
— Десять тысяч долларов! Что я могу сделать за эти деньги? Убить кого-нибудь?
— Вы можете стать наживкой, Вивиан. Чтобы выманить Бу Уаксвелла из его пещеры и задержать его вне дома на как можно больший срок, как минимум, на целый день, а если удастся, то и подольше.
Ее красивые плечи медленно распрямились. Она сомкнула руки, закрыла глаза и передернулась всем телом.
— Этот человек, Господи, у меня от него все внутри сжимается. Несколько раз, когда мы встречались, он от меня просто глаз не отрывал. И вел себя так, словно у нас с ним какие-то общие секреты. Все эти глупые ухмылочки, хихиканья, подмигивания, и то, как он вьется вокруг меня, выпятив грудь колесом, поигрывая плечами и посмеиваясь со слабым фырканьем, словно жеребец. Этот Бу вкладывает двойной смысл во все, что говорит. Честно говоря, я просто каменею. Он заставляет меня чувствовать себя голой и беспомощной. И этот мех на его шкуре, что сверху из кошмарных рубашек высовывается, и все эти черные волосы на голове, и на тыльных частях рук, и на пальцах, и эта... масляная интимность в его голосе. Меня от него просто наизнанку выворачивает. Тревис, если то, что вы задумали, заставит меня разрешить ему хотя бы... прикоснуться ко мне каким-либо образом, то нет. Даже за десять тысяч долларов, даже если я прикоснусь к нему на минуту. — Она подняла голову, озадаченно глядя на меня. — Это не потому, что я... ломаюсь или что-нибудь в этом роде. Ни один из мужчин так на меня не действовал. Я, конечно, не... безответна. — Ее рот снова перекосился. — Конечно, у меня не было возможности проверить себя как следует. Если имеешь очень маленький опыт общения с пьяными, то привыкнуть к ним или допустить вероятность какой-либо ответной реакции редка.
Лучик солнца, пробившийся сквозь ветви пиний у нее над головой, блеснул на твердой и изящной руке, высветив сеточку золотистых волосков на темной коже. Она покачала головой.
— Это как ночной кошмар в детстве. Мне кажется, если Бу Уаксвелл когда-нибудь... заполучит меня, я мало изменюсь после этого, да и внешне буду выглядеть точно также, но сердце навсегда останется мертвым, словно камень. Ох, ну ладно, боюсь, из меня выйдет замечательная наживка. Он в воскресенье вечером такое выделывал, разве что лапой землю не копал.
— Суть в том, чтобы заставить его подумать, будто вы уехали туда, где ему удастся вас заполучить. И подальше, чтобы у него на это ушло много времени. И столько же на обратную дорогу, когда он обнаружит, что его надули. А когда он вернется, то вас обоих тут уже не будет. Но вы не должны посвящать в это своего мужа. Потому что в его теперешнем состоянии Уаксвелл его запросто раскроет. Мы должны заставить Крейна поверить, будто вы уже уехали в какое-нибудь тайное место и каким-то образом подать Уаксвеллу мысль выведать это у него.
— И когда он уедет за мной, вы сможете забрать деньги.
— Я догадывался, столь вы умны и сообразительны, Вивиан.
— Это те деньги, которые... помог украсть Крейн?
— Большая их часть.
— Но тогда это все равно ворованные деньги, не так ли?
— Да, но на этот раз вы получите их с благословения того человека, у которого их украли.
— На которого вы работаете?
— В том-то все и дело. На Артура Уилкинсона. И я думаю, он вам лично подтвердит, что одобряет наше соглашение. Подумайте о том, каким образом лучше организовать эту операцию с приманкой. Может быть, мы с Артуром могли бы встретиться с вами сегодня вечером.
— Тревис, я думаю, к тому времени у меня уже будет какой-нибудь конкретный план. Вы можете прийти к нам домой в одиннадцать.
— А как же ваш муж?
— Главное, чего я жду теперь по вечерам, это вырубился ли он в большом кожаном кресле или успеет сперва добрести до постели. Я стараюсь, по возможности, ограничить его возлияния. Сама наливаю по его требованию. Это дело тонкое. Если я добавляю в напиток слишком много тоника, то он, шатаясь, бредет на кухню, орет на меня и доливает в бокал еще одну большую порцию. Пялится в телевизор, ничего вокруг не замечая и не помня. Это действительно не составит никакой проблемы. Сегодня вечером я сделаю напитки покрепче и буду подавать их чаще. И к одиннадцати вы хоть с полковым оркестром приходить можете, он даже храпеть не перестанет. Когда он уснет, я зажгу фонарь над входной дверью. — Она глубоко вздохнула.