— Устали? Это почти полпути…
— Ничего я не устала, — с фальшивой бодростью сказала Юля.
Мальчик понимающе кивнул и полез в окно.
— Выбирайтесь сюда. Только потихоньку, тут карниз узкий. Вниз лучше не глядите…
Юля все-таки глянула вниз, когда из окна ступила на покрытую железом кромку. И тут же отвернулась (она и в походах, на скалах и обрывах, побаивалась высоты). Старые клены шелестели внизу. Видимо, здесь был край церковной крыши. Юля вцепилась в кирпичи. А мальчишка стоял в двух шагах, у темной кирпичной арки, протягивал руку и улыбался. И Юля вдруг заметила, что глаза у него разные: правый — просто серый, а левый — серовато-карий, с золотыми прожилками. В этом золотистом глазу на краю большого зрачка стреляла крошечными лучами искорка.
«Чертенок», — усмехнулась Юля. Сжала губы, шагнула по кромке и тоже оказалась в арке.
Теперь они поднимались уже внутри колокольни.
С этажа на этаж вели шаткие лестничные марши. Пересохшие доски ступеней пощелкивали под ногами, от них взлетала тонкая пыль. Запах этой пыли смешивался с запахом старых кирпичей. Колокольня была восьмигранная. На трех ярусах в каждой из восьми стен зиял громадный оконный проем с полукруглым верхом и перекладиной (на этих перекладинах, видимо, висели когда-то колокола). За пустыми проемами вырастал и словно подымался следом за Юлей темный лесной горизонт. Было жутковато и легко, как во сне. И только одно мешало впечатлению хорошего приключенческого сна: там и тут на кирпичах виднелись надписи. Всякие «Толи», «Васи», «Степы», и «Мы здесь были…», и названия городов. Юля заметила даже Читу и Владивосток.
— Ничего себе… — выдохнула она. — В какую даль едут, чтобы расписаться на здешних камнях.
— Идиоты, — отозвался мальчик (он по-прежнему карабкался следом за Юлей). — Думают, что, если распишутся на знаменитом месте, сами сделаются знаменитые…
— Значит, эта церковь очень знаменитая? — осторожно поинтересовалась Юля.
— Вы разве не знали? Она даже под охраной ЮНЕСКО.
Юля мельком удивилась, что этот пацан знает про ЮНЕСКО, и неуверенно сказала:
— Кажется, я слышала… А если она такая известная, то чего же такая… обшарпанная?
— Ее хотели реставрировать, — посапывая, ответил мальчик и хихикнул. — Каких-то дядек наняли кресты и маковки золотить, золото им выдали. А они его — себе. А маковки бронзовой краской помазали. Ну, их посадили, конечно, а здесь все так и осталось… Вот, все. Пришли.
Они оказались на верхней площадке. Над головами уходил в сумрачную высоту конус шатровой крыши. В нем темнели переплетения балок и железных брусьев. Юля только мельком глянула вверх и сразу шагнула к окну.
За высокими арками окон распахнулся золотисто-зеленый вечерний мир. Облака лежали над землей, как плавучие острова в прозрачной воде над морским дном. Невысокое, но яркое еще солнце висело над кромкой леса. Городок раскинулся внизу кучками затерянных среди деревьев крыш. Даже монастырский храм казался отсюда не очень большим. За домами одиноко дымила черная труба — наверно, это была электростанция, которая «забрала воду». Но воды еще хватало. Талья в своих верховьях была довольно широка. От края до края земли она легла, как розовато-ребристая просторная дорога. Лишь кое-где чернели на воде коварные пятнышки: там торчали со дна валуны, выдавая мелководье.
Земля была удивительно большая, но уютная и ласковая. Над городком, над рекой, над лесами лежало спокойное молчание. И Юля, переходя от арки к арке, забыла про усталость и огорчения. Она будто растворилась в этом покое.
— Любуетесь? — сказал позади нее мальчишка. — Хорошо, да?
— Угу… — медленно ответила Юля и оглянулась.
Мальчик стоял к ней спиной в светлом проеме, прямо против солнца. Расставил ноги и ладонями уперся в боковые края арки. Он казался вырезанным из черной бумаги, только в волосах вспыхивали огоньки да круглые оттопыренные уши просвечивали, как лепестки шиповника. Юля усмехнулась этим ушам, но тут же опасливо сказала:
— Смотри не слети вниз.
— Не, я здесь привык… — Он крутнулся на пятке и прыгнул к Юле. — Я сюда сто раз лазил. А вам здесь нравится?
— Еще бы!.. И не говори мне, пожалуйста, «вы». Я еще не такая уж… пожилая.
Он по-птичьи наклонил к плечу голову и глянул снизу вверх.
— А вам… тебе сколько?
— Девятнадцать.
— У-у… — сказал он вроде бы с уважением, а в золотистом глазу опять метнулась искорка. — А мне одиннадцать. Через месяц будет, в сентябре.
— Ясно. Меня зовут Юля…
— А меня… — Мальчик перекинул голову на другое плечо. — У меня имя старинное. Даже не угадаете… не угадаешь какое.