Орбита жизни
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Космодром Байконур. — Со стартовой площадки торопят. — Главный конструктор и врачи. — Юрий начинает звездный век. — Двадцать миллионов лошадей… — Планета еще ни о чем не знает. — Первые шаги. — Война и мир. — Становление характера.
1
Раннее весеннее утро. Автобус бежит по степи. За окном — высокое небо. Оно зеленовато-голубое. Озаренные солнцем редкие перистые облака. Облака кажутся перламутровыми, теплыми, земными.
Попутный ветер врывается в приоткрытое окно. Пахнет свежестью: весна идет по земле. Уже сломлен лед на речке, он отошел от берега, и в воде отражается небо.
Но вот знакомая дорога свернула от реки. Вскоре скрылись и дома поселка и черно-синяя полоска холмов.
Снова за окном — степь. Она еще ночная, то темно-бурая, то зеленовато-синяя. Где-то там, в степи, стаи уток кружат над озерами, над речными старицами.
Юрий улыбается. Он не думает сейчас о том, что будет через несколько часов. Его мысли уносятся домой. Он вспоминает о дочурках. И сердце его сжимается от щемяще-радостного чувства. «Галочке сегодня пошел тридцать шестой день. Наверно, Вале сейчас очень трудно: бессонные, беспокойные ночи».
Автобус покачивается. Юрий чувствует, что щебенка под колесами сменилась бетоном. Всего несколько минут езды, но сегодня знакомый космодром Байконур кажется бесконечным. Круто развернувшись, машина останавливается.
Вместе с товарищами Юрий входит в дом. Он улыбается, как всегда, — не только глазами и уголками губ, но всем лицом. Обстановка привычная. Начинается работа.
— Привет медицине! Наука говорит, пора одеваться? — шутит он и подходит к ярко-оранжевому скафандру.
До старта еще четыре часа. Юрий знает, что уже пущена система кондиционирования воздуха в кабине корабля.
А здесь, в небольшом домике, белом и солнечном, за дело взялись врачи. К контактам восьми датчиков, еще с вечера приклеенным специальной пастой прямо к коже, медики осторожно присоединяют провода приборов. Юрий сам ощупывает, плотно ли прилегают к голове электроды — маленькие пластинки из серебра, каждая величиной с копеечную монетку, — и замирает в кресле: врачи проверяют физиологические функции его организма. Биотоки мозга и сердца, температура кожного покрова — все это тщательно замеряется сложными приборами.
В эти минуты Гагарин сосредоточен: от показаний приборов зависит его полет. Юрий вспоминает весеннюю степь, какой он ее видел вчера. Тюльпаны на взлобках развертывают упругие лепестки, молодая трава в лугах, необъятное небо, куст смородины, вырытый из земли… Но приборам нет до этого дела — приборы железные. Бегут, скачут по проводкам электрические импульсы, едва уловимые, но отчетливо видные на осциллографах и лентах самописцев. Рядом такое же обследование проходит запасной пилот Герман Титов.
— Как самочувствие, Юра? — спрашивает врач, только что вошедший в комнату.
— Самочувствие нормальное. Точно по инструкции! Вам пульс? Могу выдать сразу два! — шутливо отвечает Гагарин и с готовностью протягивает руки.
— Ну как, сердце бьется?
— Пульс хорошего наполнения. Не частит, — констатирует врач.
— В общем, как всегда, — опять улыбается Гагарин.
Все происходит очень просто, даже буднично. В комнате немного людей. И у каждого сейчас свое дело. Возможно, лишь некоторые из них ощущают величие этих часов, их неповторимую необычность и значимость: некогда.
Юрий лег на кушетку, чтобы было удобнее проверить датчики. Врачи склонились над ним и встали на колени. Юрий смеется:
— Наконец-то медицина стоит передо мной на коленях.
Врачи молчат. Они деловито проверяют датчики, надевают специальное белье, скафандр и гермошлем.
В соседней комнате звонит телефон. Со стартовой площадки торопят.
Пожалуй, только сейчас Юрий по-настоящему ощущает всю серьезность этих минут. Он оторвется от Земли и улетит. «Ну, что же, — успокаивает он себя, — буду летать, только чуть выше, чем всегда». Но его мысленный взор рисует картину старта. Холодок пробегает по спине.
Лицо становится непривычно серьезным.
— Волнуешься? — спрашивает один из техников.
— Нет, просто думаю. Хотя, если честно признаться, немножко есть… Трудно не волноваться перед таким полетом!
Руководитель полета улыбнулся:
— Стефан Цвейг говорил, что у человечества есть «звездные часы». Ты начинаешь звездный век.