Главный конструктор, и без того человек молчаливый, стал мрачным и неразговорчивым. Он уже знал о причинах неудачи, но внутренне с трудом мог с ними смириться. Ведь скоро должен был стартовать корабль с человеком на борту. Один из тех, кого он ласково звал «мальчиками», ждал от него, Главного конструктора, команды: «Добро!» А он не мог ее дать.
И самое неприятное было в том, что космонавты явились свидетелями неудачи. Больше всего именно это печалило Главного конструктора. Поверят ли космонавты, что неудача частность, а не закономерность? Ведь уже были запуски, и все проходило отлично…
Как им все объяснить, как успокоить?
Но пилотов успокаивать не пришлось. Одни из них подошел к Главному конструктору и притронулся рукой к его плечу.
— Не стоит расстраиваться. Мы все отлично понимаем. Техника есть техника. Даже с проверенными, давно доведенными самолетами это бывает, а здесь такая машина… И главное — такие условия полета. Но вы за нас не беспокойтесь: в случае чего возьмем управление кораблем на себя. Посадим точно и в заданный квадрат, может, чуть попозже только… Так что не волнуйтесь.
Главный конструктор поднял голову. Глаза его потеплели.
— Спасибо на добром слове…
Ну что же, в конечном счете они безгранично верили друг другу, и неудача не в силах была омрачить этой веры.
4 февраля был запущен тяжелый искусственный спутник весом 6483 килограмма. 12 февраля с тяжелого спутника устремилась к Венере автоматическая межпланетная станция.
А в коллективе космонавтов тоже шла интенсивная жизнь. Водоворот ее все сильнее кружил Юрия и нес на самую быстрину.
28 февраля 1961 г. на отчетно-выборном собрании коммунисты избрали Юрия Алексеевича Гагарина членом партийного бюро. Это было актом большого доверия к молодому коммунисту.
И вот позади уже десятки экзаменов и зачетов. Через эти испытания Гагарин тоже прошел с честью. Его средний балл был 4,9, это означало, что почти все экзамены он сдал на 5.
В те дни, когда Валя ожидала появления второго ребенка, Анна Тимофеевна приехала к сыну и невестке. Кажется, только месяц назад, в конце февраля, гостил Юра дома в Гжатске, однако сейчас материнский глаз отметил в нем какие-то почти неуловимые перемены. То ли сдержаннее, то ли серьезнее стал ее Юра? Мать не знала, что он успешно сдает один экзамен за другим, не знала она, и какие это экзамены. Невдомек ей было и то, почему в печати стали все чаще сообщать, что не за горами первый полет человека в космос, что уже испытана кабина для такого полета. Правда, прочитав об этом, она обмолвилась вечером, за ужином:
— Дурак какой-нибудь найдется в такую страсть лететь, в этом корабле-спутнике…
Юрий помедлил с ответом, улыбнулся.
— Почему же дурак? Дурака в космос не пошлют. Слишком дорогое это удовольствие. Да и что дурак может дать для науки? Скорее всего, умного пошлют. Умного и смелого. Потому что риск, конечно, есть: никто еще там не был.
Он сказал это так просто и рассудительно, так авторитетно, что больше уже не о чем было говорить.
Мать не почувствовала ни того, что его лично задела эта ненароком оброненная реплика, ни того, как ясны и отточены стали его мысли, ни того, как буднично для него было все это. Он объяснил ей все так, как объясняют любимому ребенку, и больше к этой теме они не возвращались.
Мать так ничего и не заподозрила.
7 марта Валя родила вторую дочку — Галочку.
В эти дни Юрий писал одному из своих однополчан:
«Здравствуйте, Вена, Толя, Лариса и ваша мама! Получил от вас весточку, большое за нее спасибо. Но, простите, с ответом немного задержался. Очень много возни. Валя сейчас в родильном доме. У нас появилась вторая дочка. Здоровье Вали и малышки хорошее. Лена тоже чувствует себя неплохо. Я завтра улетаю в командировку. Работы еще очень много. Сегодня вот все собираюсь в дорогу. А знаешь, как одному собираться, то одно забудешь, то другое. Поэтому буду краток, извините. Пишите больше о себе. Большой привет всем однополчанам. С приветом Юра, Валя, Леночка и малышка».
Да, ритм жизни был таким сверхскоростным, что теперь Юрий представлял себя уже не лыжником, мчащимся с горы, а пилотом реактивного истребителя, проносящегося низко над землей, — внизу ничего не разглядеть, сплошное мелькание. И все уносится куда-то далеко-далеко назад…