Но мало кто присматривается к мелькавшим пейзажам. Где-то заяц потревожил еловую лапу, и с нее сполз с густым шуршанием комок сизого зернистого снега, где-то белка шелушит шишку, и на свежий наст падает целый ливень чешуек, где-то рядом дятел деловито стучит по осине. Но это родное, сокровенное, всегда неизменно трогавшее и занимавшее Юрия, сейчас проносится мимо него — он весь во власти отъезда. Дорога знакомая, и нет времени любоваться тем, что всегда ново и необычно, что бесконечно в своем многообразии и пьяняще прекрасно.
— Прогноз на неделю обещают хороший. Солнце нам сопутствует здесь. Будем надеяться, что и там тоже добре, — сказал кто-то, мельком глядя в окно.
— К сожалению, метеорологи погоды не делают. Уж мы бы им заказали погодку…
— А они бы нам поднаработали!..
В шутливых, малозначащих репликах сквозит взволнованность.
На аэродроме их уже ждали. Самолеты загружены. Все тщательно проверено. Никто не опоздал. На космодром летят врачи, кинооператоры, руководители некоторых групп, космонавты.
Байконур встретил прибывших теплом, солнцем, почти летним — безоблачным, иссушенным, сизым — небом.
Конец дня провели в занятиях, беседах со специалистами. Никто из космонавтов еще не знает фамилии кандидата на первый полет. Только ориентировочно известна дата.
Важнейшим событием следующего дня было расширенное техническое совещание, которое проводил Главный конструктор космических кораблей. На этом совещании присутствовали все конструкторы, специалисты по двигателям и топливу, по связи и управлению, по многочисленным системам, обеспечивающим полет. За каждым из этих людей — многотысячные коллективы ученых, инженеров, рабочих. Прямо с самолета приехал на совещание председатель Государственной комиссии по запуску космического корабля «Восток» с человеком на борту.
После обстоятельных деловых докладов и всестороннего их обсуждения было окончательно согласовано полетное задание космонавту на одновитковый полет. Этот небывалый, первый в истории человечества документ подписали Главный конструктор, Теоретик космонавтики и генерал-лейтенант авиации Герой Советского Союза Николай Петрович Каманин.
Николай Петрович за свою многолетнюю службу в в авиации подписал массу полетных заданий. Порою приходилось подписывать и такие, когда было мало шансов на благополучное возвращение экипажа из рейса. Но сейчас бывалый летчик невольно волновался: первое полетное задание командиру космического корабля!
Космонавты тем временем продолжали тренировки, занятия спортом, детальную отработку всего полета — от старта до приземления.
Седьмого апреля стало известно, что через 20 дней американцы планируют баллистический прыжок человека в космос. Их, как видно, не останавливает неудача, случившаяся в конце марта, когда капсула «Меркурий» не отделилась от ракеты-носителя и затонула в океане. «Что ж, пускай торопятся: погоня за сенсацией до добра не доводит», — подумал Юрий, узнав об этой новости.
Утром 8 апреля состоялось заседание Государственной комиссии. В числе многих других докладов комиссия заслушала и сообщение генерала Каманина о кандидатах на первый полет. Николай Петрович от имени командования ВВС назвал кандидатом Юрия Гагарина, а его дублером — Германа Титова. Комиссия единодушно согласилась с этим предложением.
Гагарин и Титов, еще не зная, что выбор пал на них, обживали корабль: вместе с инженерами проверяли исправность систем, прохождение команд и работу автоматов, вели радиопереговоры.
После заседания комиссии, на котором был сделан окончательный выбор, Николай Петрович еще долго колебался — сказать или не говорить, а если сказать, то как и когда: ведь оба готовы в одинаковой степени и оба — он в этом не сомневался — успешно выполнят полет. Дело в том, что на комиссии столкнулись две точки зрения: одни считали, что нужно сказать ребятам заранее, чтобы они привыкли к новому своему положению; другие полагали, что уместнее это сделать перед самым стартом, чтобы дублер «не размагничивался», не расслаблялся.
Николай Петрович, человек прямой и решительный, не очень любил такого рода «дипломатию». Он считал, что и Гагарин и Титов должны все знать, ведь оставалось три дня до старта, а командир корабля — это командир, и когда он знает, что полет ожидает именно его, он и готовится по-другому. Однако не так-то просто было сказать обоим о том, что выбор сделан. И выбор — почти окончательный. Трудно, потому что любил он каждого из них одинаково крепко и по-отечески сурово, впрочем, как и всех остальных ребят — тех, кто сейчас был на Байконуре, в сердце казахских степей.