Юрий жил вместе со всей боевой когортой космонавтов. Орлиная стая слетелась на отдых перед новыми дальними полетами.
Я приехал туда, где отдыхали пилоты, рано утром. Погода стояла теплая, но все же достаточно свежая для тех мест и того времени года. И тем не менее у ребят это были радостные дни отдыха. Надо сказать, что многие из них впервые после длительных занятий и тренировок попали на солнечное Причерноморье и наслаждались воздухом, морем и зеленью. С некоторыми из них были жены. С Юрой были Валя и обе дочки. Поэтому заслуженный отдых после полета доставлял ему особенную радость.
Место, где жили пилоты, расположено на берегу моря в небольшом, но тенистом парке. Длинная кипарисовая аллея ведет от зеленых ворот к жилому корпусу, а между деревьями видны куртинки молодого бамбука, окружавшие волейбольную площадку и теннисный корт. Здесь было все, что необходимо для отдыха.
В конце дня я увидел пилотов на санаторном вечере отдыха, точнее, на эстрадном концерте. Они тихо вошли в зал и заняли оставленные для них места. Зал вспыхнул раскатом аплодисментов. Юре и его друзьям было явно не по себе: им очень не нравится, когда на них обращают внимание.
Концерт был неважный. Поэтому и космонавты воспринимали его без особенного энтузиазма, зато когда попадались хорошие номера, аплодировали от души.
В тот же вечер мы договорились с Юрой о встрече и наметили план работы на последующие недели.
Скажу прямо: я очень волновался. Мне даже кажется, что гораздо больше, чем Юрий перед своим полетом в космос. Как пойдет наш разговор, каким стал Юрий сейчас, когда его имя знает весь мир?
Товарищи, знавшие Гагарина до полета, просили непременно справиться о его здоровье, присмотреться, не выглядит ли он усталым, взять автографы, передать привет первому летчику-космонавту. В общем было много поручений. Но я отлично понимал, что времени у меня будет мало, — ведь Юрию нужно отдыхать перед новыми поездками и полетами. А поездок и полетов впереди — много: люди всех континентов были бы рады встретиться с первым капитаном космического корабля, из ряда стран уже тогда поступили приглашения.
В десять утра я снова увидел Юрия. Он поздоровался, извинился, что опоздал на две минуты. И вот уже я записываю его лаконичные, четкие ответы. Перо машинально бегает по страницам блокнота, а я всматриваюсь в его лицо, вслушиваюсь в такой знакомый голос. Его именем названы улицы и совхозы, горные пики и подводные хребты; этого человека везде, и у нас и за рубежом, встречали как героя, совершившего величайший в истории подвиг; на его груди горят Золотые Звезды — знак признательности и уважения народов; его как высокого гостя принимали руководители государств, а он все тот же, каким миллионы людей успели узнать и полюбить его, — скромный и сдержанный, веселый и остроумный, находчивый и простой. Всемирная слава, которая легла на эти молодые плечи, не раздавила его. А ведь перегрузки, которые он выдержал на Земле, были для него и непривычнее и сложнее космических. Это — испытание, к которому он не готовился, но из которого выходит с честью, как сын своего народа, как коммунист, как настоящий человек.
Он все тот же, каким миллионы людей знают его по портретам. Только лицо, быть может, немного больше загорело. А улыбка и глаза — неповторимые, гагаринские. И в гражданском платье он кажется даже моложе своих лет. Выглядит хорошо, настроение бодрое, веселое.
Больше всего меня интересовала чисто человеческая, я бы сказал, психологическая сторона этого небывалого в истории подвига. Поэтому я спрашиваю Юрия: в чем же, по его мнению, состоял его личный подвиг?
Гагарин задумывается на секунду, а потом говорит:
— Это прежде всего был подвиг всего советского народа. Я был лишь капитаном корабля «Восток»…
Я чувствую, что Юрию не хочется говорить о себе, и, чтобы добиться ответа о его личном вкладе в этот действительно всенародный подвиг, напоминаю о том, что никто не мог дать полной гарантии, что проводы Юрия Алексеевича в космический полет не станут для него последними. Знал ли он обо всех опасностях, которые его подстерегали?
— Да, знал, — твердо говорит Юрий. — Работа космонавта — это тяжелый труд и на земле в период подготовки и во время полета. Пожалуй, самое сложное выработать в себе необходимые качества. Нам много пришлось для этого сделать. Что-то укреплять, что-то брать новое, что-то безжалостно вытравлять и отбрасывать. Одним словом, все лучшее, что выработано в человеке нашим обществом, мы должны были сделать своим, личным. В полете все это даст отдачу. Так нас учили. И это совершенно верно.