В «Фотохронике ТАСС» было трудно работать: на несколько ее телефонов обрушился шквал международных звонков.
Через 12 минут после первого сообщения раздался звонок из Дании.
— Здесь Нордфото из Копенгагена, — кричал кто-то на другом конце провода. — Когда можно получить портрет Гагарина?
— Обычно мы передаем три раза в день. Сегодня начнем в 12.15.
— Фототелеграфная служба ТАСС! Вас вызывает Лондон!
Тут же позвонили Париж и Берлин, Прага и София…
В столицы Европы можно передавать снимки по телеграфному каналу. Как только были сделаны первые отпечатки кадров, полученных в штабе ВВС, привезенных из семейного альбома Гагарина, взятых в редакциях газет, сразу же по радио и телефону эти снимки пошли во все страны мира. Их немедленно получили Ассошиэйтед Пресс и Рейтер, Юнайтед Пресс и Польское центральное фотоагентство, газета «Таймс» и Чехословацкое телеграфное агентство, «АДН» и «Центральбильд», «Аджерпресс» и «МТИ», газеты «Лехтикува» и «Суоми»…
Радиотехники и телефонистки работали с огромным напряжением, но еле успевали удовлетворять все просьбы Европы и Азии. Мир хотел видеть героя. И как только корреспонденты привозили новые пленки и фото, их, едва успев обработать, полумокрыми направляли в машины… Импульсы мчались в эфир, но как только в аппаратной наступал минутный перерыв, канал брали фотокорреспонденты ТАСС из других городов страны. Им хотелось показать, каким большим праздником стал полет Гагарина на всей советской земле. Вскоре стали поступать снимки из-за рубежа — там тоже царило ликование…
В столице братской Болгарии — Софии к балкону советского посольства пришла тысячная толпа наших друзей.
В Париже у здания «Юманите» люди уже читали отпечатанные на машинке бюллетени, вывешенные до выхода экстренного выпуска газеты в окне редакции. Среди этих материалов были и первые отклики из Москвы Макса Леона, корреспондента «Юманите».
Что-то невообразимое творилось в редакциях радио, агентств, газет и журналов.
Готовились экстренные вечерние выпуски, диктовались первые отчеты, верстались свежие полосы. В набор шли все новые и новые материалы с пометкой: «Срочно!»
«Распахнута дверь в неизведанное»; «Человек в космосе»; «Снять шляпу перед русскими!» — кричали заголовки только что набранных экстренных выпусков иностранных газет.
И в каждой редакции, в каждом ломе в эти минуты было включено радио. Весь мир слушал: что же дальше скажет Москва?
А Москва сообщала:
«В 10 часов 15 минут по московскому времени пилот-космонавт майор Гагарин, пролетая над Африкой, передал с борта космического корабля «Восток»: «Полет протекает нормально, состояние невесомости переношу хорошо».
3
Как же дальше складывалась его жизнь? Как он стал настоящим летчиком?
Ответить на этот вопрос нетрудно: Советская Армия дала окончательную огранку этому недюжинному характеру.
Окрепшая мечта о голубом небе привела его в Оренбургское высшее авиационное военное училище.
В этом училище занимались Михаил Громов и Андрей Юмашев, Анатолий Серов и первый летчик реактивного самолета Григорий Бахчиванджи. Более 130 Героев Советского Союза вышло из его стен.
Здесь для Юрия началась новая полоса жизни — военная служба.
Приемные экзамены Юрию снова сдавать не пришлось: у него был диплом с отличием об окончании техникума и хорошая аттестация из аэроклуба. Но на медицинской комиссии ему «досталось». Впрочем, не больше, чем остальным. «Посмотрите сюда левым глазом, закройте правый, теперь наоборот. Что вы видите здесь? А что здесь? Дышите глубже, а теперь не дышите. Наклонитесь, выпрямитесь. Чем болели?..» Медицинская комиссия отсеяла некоторых его товарищей, другие не прошли на собеседовании по теоретическим предметам.
Юрий благополучно миновал приемную и медицинскую комиссии и стал курсантом. Для начала его остригли «под нулевку», выдали новое обмундирование с голубыми летными погонами. На погонах — крылышки. А затем новоиспеченных солдат построили и разбили по эскадрильям, звеньям, экипажам. Юрий узнал, что отныне его непосредственный начальник командир экипажа — старший лейтенант Колесников, командир звена — майор Овсянников и командир эскадрильи — подполковник Говорун. Командиром взвода был капитан Федоров. Эти люди в какой-то степени теперь должны были заменить молодым ребятам отцов и матерей, стать старшими товарищами и учителями.