Выбрать главу
*

…С Валей Юрий вел себя естественно и привычно, как с товарищем, с которым знаком уже много лет. Да и Валя держалась просто: без кокетства и капризов. Они уже знали друг про друга почти все, и им казалось, что у них много общего. У обоих детство было нелегким, у обоих самостоятельная, большая жизнь только начинается и обоим еще нужно немало узнать и многому научиться. И ей и ему никогда не забыть тяжелых лет войны, которая изуродовала их детство, сделала еще в юности серьезнее и взрослее.

Юрий часто рассказывал Вале о полетах, об авиации. И хотя он всегда говорил искренне, Валя улавливала в его рассказах не только увлеченность, но и какую-то таинственную значительность. А Валя не любила говорить о своей работе. Да и что она могла рассказать такого значительного и героического? Валя работала на телеграфе, мечтала о другой профессии. Как-то она сказала об этом Юрию.

— А тебе самой чем бы больше всего хотелось заниматься?

Валя не смогла сразу ответить. Она раздумывала о том, что любая работа, должно быть, приносит пользу людям. Но какое дело ей будет ближе и интереснее, этого она пока не знала. Поэтому она сказала неуверенно:

— Наверное, медициной. Самое полезное для людей дело.

Юрий помолчал, а потом заметил:

— Вообще-то дело подходящее, но ведь медицина тоже имеет свои специальности: есть терапевты, есть хирурги, есть стоматологи. А тебе по твоему характеру, наверно, лучше всего быть детским врачом. Дети — они народ симпатичный. Их всегда жалко, когда они болеют. Взрослый человек часто сам знает, что ему делать, а ребенку… ему помощь нужна. Это ты очень хорошо придумала — стать врачом. Только в институт сразу не удастся, придется в медучилище. Хочешь, я узнаю, какие там условия приема?..

Валя кивнула. Они тихо шли по вечереющей улице. Медленно кружился и падал крупный влажный снег, и снежинки давно уже плотным слоем покрыли и его шинель, и платок Вали, и ее плечи. Снежинки висели на ее длинных ресницах. Юрий заметил это и наклонился к самому ее лицу.

— Ты что? — Валя чуть отстранилась.

— Ничего, хочу снежинки сдуть. У тебя на ресницах целый ледник.

Валя улыбнулась. Мягко, сердечно, доброй улыбкой.

Юрий сдул снег и, крепко обняв Валю за плечи, поцеловал ее в глаза, в щеки, в губы. Валя ответила ему, а потом, словно спохватившись, оттолкнула:

— Юрка, кто-нибудь увидит!

И они долго шли молча. Почти у самого дома Вали Юрий, взглянув на часы, заторопился:

— Через полчаса кончается увольнительная! Я должен бежать.

И он снова крепко обнял и поцеловал Валю. Она приникла к его мокрому от снега плечу. Ему страшно не хотелось уходить от нее в этот вечер, но ничего не поделаешь: служба есть служба!

— Послезавтра я узнаю об условиях приема и позвоню тебе! — крикнул Юрий и побежал в ночь.

— До свиданья, Юрок! — услышал он ее голос и, обернувшись, махнул рукой…

*

А учеба шла своим чередом, становилась все интенсивнее, все сложнее. Формулы, глиссады, чертежи…

«Учиться трудно, — пишет он в это время в Саратов своему другу-одноклубнику, — времени свободного остается очень мало, но настоящим летчиком я все же стану».

Незаметно подошла весна. Готовились к первомайскому параду. Начались полеты на тех же ЯК-18, с которыми Юрий уже успел познакомиться в аэроклубе. И это немного разочаровывало Гагарина. Хотелось чего-то нового, интересного, а тут опять те же самые машины. Правда, задания выполнять приходилось другие, более сложные, и перед глазами уже не маячила голова инструктора…

Гагарин по-прежнему — душа коллектива. У него всегда находятся время для товарищей.

Курсант Захаров долго болел и появился на поле, когда уже вовсю начались самостоятельные полеты, один сложнее другого. Парень поговорил со своим командиром, тоскливо поглядел на товарищей и поплелся в штаб. Он был уверен, что не успеет наверстать упущенное. Собственно, именно так ему и сказали в штабе. Гагарин встретился Захарову у самой проходной. Поговорили.

— Положение твое трудное, но не безвыходное! Стой здесь и непременно меня подожди. Говоришь, врачи признали здоровым? Так я сейчас…

Старшина экипажа куда-то побежал. Может, в штаб, может, к замполиту или командиру звена. Вернулся он обрадованный.