Руководитель полетов крепко пожал Юрию руку.
— Молодец! Быстро сориентировался. И действовал смело. А смелым сопутствует удача.
Медленно перебирая унтами, Юрий шел к автобусу. Он чувствовал, как всем его телом овладевает слабость.
Через несколько дней он писал Вале об этом полете:
«Летать приходится в разных условиях. Иногда бывает трудновато. Но в общем интересно. Начальство хвалит».
Все эти первые месяцы он жил надеждой увидеть Валю. Но жена приехала в гарнизон только в начале августа. У нее уже был диплом фельдшера-лаборанта. Теперь из холостяцкой гостиницы Юрию пришлось переселиться в комнатушку знакомой учительницы, которая на время отпуска охотно уступила ее молодоженам. А позже Гагариным дали отдельную комнату.
Комната была небольшая, но что еще нужно, когда есть свой дом, когда рядом родной человек и много друзой! Гагарины особенно подружились с семьей заместителя командира эскадрильи Бориса Федоровича Вдовина, поэта, человека, романтически влюбленного в жизнь. Борис сочинял стихи и частушки, а Юрий вместе с друзьями исполнял в хоре песни и припевки на его слова. В доме у Вдовиных было много книг. Юрий часто брал то одну, то другую. Сборники стихов, рассказы и повести военных писателей, книги иностранных авторов.
Часто вечерами, вернувшись с аэродрома, напилив и наколов дров, Юрий читал Вале вслух, стараясь хоть немного отвлечь ее от непривычной обстановки гарнизонной жизни.
В печке весело поют и потрескивают дрова, отбрасывая на пол розовые, колеблющиеся отсветы. Валя вытирает посуду, а Юрий читает. Звонкий голос его звучит то приглушенно-нежно, то патетически-взволнованно:
«…Русь! Русь! Вижу тебя из моего чудного, прекрасного далека, тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе; не развеселят, не испугают взоров дерзкие дива природы, венчанные дерзкими дивами искусства, города с многооконными, высокими дворцами, вросшими в утесы, картинные дерева и плющи, вросшие в домы, в шуме и в печной пыли водопадов; не опрокинется назад голова посмотреть на громоздящиеся без конца над нею и в вышине каменные глыбы; не блеснут сквозь наброшенные одна на другую темные арки, опутанные виноградными сучьями, плющами и несметными миллионами диких роз, не блеснут сквозь них вдали вечные линии сияющих гор, несущихся в серебряные, ясные небеса. Открыто-пустынно и ровно все в тебе; как точки, как значки неприметно торчат среди равнин невысокие твои города; ничто не обольстит и не очарует взора. Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе?»
Валя, неожиданно потрясенная взволнованным голосом Юрия, а еще больше — пленительными гоголевскими строками, тихо присела на край кушетки, опустив на колени полотенце. А Юрий продолжал:
«Почему слышится и раздается немолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря до моря, песня? Что в ней, в этой песне?.. Что пророчит сей необъятный простор? Здесь ли, не в тебе ли родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..»
— Действительно, как же сильно написано!.. — тихо говорит Юрий, положив книгу. — Интересно, что бы он сказал сегодня, поглядев на нашу Родину?
— «Эх, тройка, птица-тройка!..» — помнишь? — Вале никак не хочется оставаться в стороне от этого литературного разговора. — «И постораниваются, дают ей дорогу другие народы и государства…» Вот тебе и сегодняшний день.
Осенью Юрий поступил в университет марксизма-ленинизма.
Шло время, и постепенно этот край с молодыми сосенками и тонкими березками, с искристым снегом на гранитных скалах и говорливыми прозрачными речушками, с бескрайним хмурым морем и обомшелыми валунами стал ему близок и дорог.
Юрий щедро отдает работе свою энергию и свою душу.
…Валя медленно привыкала к Северу, к жизни в полку. Если бы не жена Вдовина, то еще неизвестно, как перенесла бы она ту хмурую зиму, когда ночной, настороженный мрак разрывают гулкие громы авиационных турбин, очереди дальних учебных стрельб, предчувствие опасностей, которые, как ей казалось, постоянно грозят Юре. Но Мария Савельевна Вдовина, к которой Валя привязалась, как дочка, быстро научила ее умению терпеливо ждать, мужественно переносить неизбежные тяготы, распознавать в воздухе самолеты эскадрильи.