Но, конечно, никто этого не замечал. Для всех он был все тем же Юркой, Гагарой, человеком, который все отдавал полной мерой, который улыбался, казалось, всем своим существом и со всеми был одинаково прямодушен и ровен, одним словом, таким, каким его знали и любили товарищи по оружию. И только один из гостей, кажется, заметил в нем перемену — Анатолий Росляков. Возможно, он догадывался, куда получил направление кандидат партии лейтенант Гагарин. Юрий почувствовал это по одной невзначай оброненной реплике парторга:
— Есть рекорды и рекорды… Одним словом, Юра, надеемся на тебя. Очередь за тобой. Хотелось бы и о тебе услышать, — тихо и потому как-то особенно задушевно сказал Анатолий. Юрий мгновенно уловил скрытый смысл его слов.
— За мной дело не станет, — так же тихо, с мягкой улыбкой ответил Юрий и поднялся за столом:
— Предлагаю тост за наше войсковое товарищество!
Все дружно выпили, потому что Юрий действительно предложил дельный тост: здесь, на Севере, войсковое товарищество было для них главным. Да и в новой его жизни это, пожалуй, тоже будет едва ли не самым важным.
Кто-то тихо затянул песню:
Гитара вздыхала грустно и доверительно, подпевали ей так искренне, так сердечно, что казалось, песня эта, невесть кем сложенная, звучит, как исповедь. Даже у Вали повлажнели глаза, что с ней случалось очень редко. Юрия эта новая песня тоже растрогала: он хорошо понимал состояние холостяков, «огрубевших» от скитаний. На Севере у жизни свои строгие законы, и хотя люди здесь высокой пробы, они особенно остро чувствуют боль разлуки и, возможно, больше, чем где-нибудь в других местах, ценят настоящую дружбу.
….И вот Юрий и Валя в последний раз приехали на берег моря. Над хмурыми волнами, с плеском набегающими на обтесанные прибоем угловатые камни, кружились белые чайки и серые пуночки. Медленно ползли сизые тучи, сливаясь с иссиня-черной у горизонта водой. А выше, рассекая небо, шли самолеты. В просветах холодных облаков, где блекло голубело небо, оставались белые полосы инверсии.
Величавым простором веяло от океана. И хмурые горы, и снег, и вода — все пахло близкой весной. Сыроватый свежий запах всегда волновал Юрия. А сейчас он ощущал в этой весенней поре особое предвестие больших перемен в своей судьбе.
Временами у горизонта посверкивали серебряными бликами волны и, словно раскатистое эхо дальней канонады, бил в скалы грохот реактивных истребителей.
Все это привычное — и гул моторов, и рокот волн, и шелест сосен — Юрию хотелось навсегда оставить в сердце. Он нагнулся и поднял серый, обточенный волнами камешек, посмотрел на него и сунул в карман куртки.
— На память…
Вале можно было этого не объяснять. Она сама успела полюбить этот величавый край, как его любит каждый, кому хоть раз доводилось побывать на Севере.
Еще несколько минут они молча стояли у самой воды, следя за набегающими волнами, которые с ревом накатывались на красновато-черные камни и с шипением отбегали назад, оставляя на сером зернистом песке белое, быстро тающее кружево пены. Потом Юрий нерешительно взял Валю за локоть.
— Пойдем, что ли…
И они медленно побрели, с камня на камень поднимаясь все выше и выше, туда, где их ждал «газик».
От моря они поехали на кладбище, где под скромной пирамидой, увенчанной красной звездочкой, вырезанной из жести, покоился их друг, способный пилот Юра Дергунов, погибший совсем недавно нелепой смертью. Он мчался на мотоцикле по горной дороге и на повороте врезался в самосвал…
Молчаливо постояли они над могилой, обложенной глыбами гранита и обсаженной молодыми пушистыми сосенками. Юрий отошел в сторону, сломил смолистую ветку, ощетинившуюся длинными иглами, и положил на камни, присыпанные выпавшим за ночь снежком. Вместе учились, вместе приехали сюда, и вот эта глупая смерть унесла отличного парня!