Он заставляет мышцы противостоять этой адской скорости, начинает дышать ровнее и глубже.
Но перегрузки — это еще не все: вращаясь на центрифуге, он работает с таблицами. Юрий должен разглядеть и запомнить расположение цифр, которые все время меняются на световом табло. Это упражнение усложняется тем, что из репродуктора доносится нудный голос, записанный на пленку, который подсказывает совсем другие цифры. Нужна полнейшая сосредоточенность и быстрая реакция, а доктор все время сбивает его шутками и вскользь брошенными фразами. Вдобавок еще этот громкий голос и гудение мотора. Юрия раздражает то, что этот голос пытается его сбить…
— Девять, четыре, пять… — говорит Юрий. Он выкинул из головы решительно все, что может его отвлечь, весь превратился в зрение и память. Кажется, ему это удалось. Во всяком случае, он ошибается очень редко. Но вот цифры уже трудно различить…
— Пять, три, девять!.. — выкрикивает Юрий, ожидая, когда врачам все это надоест.
— Хорошо, Гагарин! — говорит врач, когда Юрий спрыгивает на пол. — Мы дали вам сегодня немного больше, и вы снова показали отличную устойчивость к поперечным ускорениям. Частота дыхания практически не менялась, частота сердечных сокращений несколько увеличилась, но уже меньше, чем в прошлый раз. Со стороны ритма, проводимости и автоматизма сердечной мышцы изменений нет. Правда, артериальное давление в сосудах пальца и ушной раковины немного повысилось.
И все же Юре было трудно. Когда он уходил от кресла, все чуть плыло перед глазами. Силой инерции, которая словно аккумулировалась в человеке, его еще поводило в сторону…
Врач-психолог продолжал записывать свои мысли и наблюдения.
«Только что провел беседу на «избитую до синяков» тему о вреде курения. Я начал с того, что вспомнил несколько печальных историй из жизни летчиков. Эти примеры пришлись слушателям по душе, и я завоевал право на внимание. Беседа вылилась в хорошее общение — разговор, который длился почти два часа и вышел далеко за пределы темы. Летчики говорили, что беседа была интересной и полезной, потому что строилась на необычном материале и была тесно связана с вопросами космической психологии и психогигиены.
…Знакомился с летчиками на аэродроме, в их родной стихии. Они заметно оживлены, активно интересуются техническими новинками, беседуют со своими друзьями-однокашниками, которые уже достигли высокого мастерства. При работе стараются быть предельно точными. В диалогах искрится остроумие, сверкает шутка…
Да, в моем присутствии произошел диспут о методах покидания корабля и о приземлении. Пилоты настаивали на регулярных парашютных прыжках, хотя бы по 1—2 раза в месяц, чтобы сохранить хорошую спортивную форму. Врачи сообщили, что техническая мысль решает задачу приземления без парашютов. Однако хлопцы, по-моему, все равно правы».
У некоторых сохранилась предубежденность против медицины. И для этого были, конечно, свои основания. Пилоты считали, что медики стараются в них обнаружить какие-то скрытые «изъяны», а там, глядишь, могут и списать обратно в авиацию. А этого теперь, конечно, никому не хотелось. Не хотелось этого и Юрию, но он не роптал на врачей. Он давно привык как должное принимать каждое новое испытание, практически даже не задумываясь о том, приятно оно будет или нет. Нужно так нужно. Будет выполнено, и выполнено отлично! Это стало его своеобразным девизом.
7
Шло лето 1960 года. Теплый ветер врывался в приоткрытое окно. Тихо шелестели сосны. Недавно прошел дождь, и пахло свежестью, полевыми цветами, влажной хвоей…
Юрий приоткрыл дверь.
— Разрешите?
— Заходи, Гагарин, заходи! Садись. Написал? Правильно! Пора: прошло больше года.
Юрий положил на стол листок, аккуратно исписанный еще юношеским, не очень ровным, но старательным почерком.
Секретарь внимательно прочитал заявление:
«Прошу партийную организацию принять меня в члены КПСС… Хочу быть активным членом КПСС, активно участвовать в жизни страны и укреплении Вооруженных Сил СССР. Гагарин».
Юрий протянул еще три листка — рекомендации. Секретарь просмотрел их и положил в папку.
— Готовься. На днях вызовем тебя на бюро, а 16 июня будет собрание. Поставим вопрос о приеме. Желаю всего доброго.
Юрий вышел необычно озабоченный. Наверное, он просто устал за время тренировок. Он чувствовал, что наступает ответственный момент.
Вряд ли уж к ним, космонавтам, какой-то особенный подход — перед партией все равны. В конце концов быть коммунистом — это еще бо́льшая ответственность, еще бо́льшая требовательность к себе, новые обязанности. Это он понимает, но ведь могут сказать: «Подготовьтесь получше и приходите в следующий раз, товарищ Гагарин». Вполне могут.