Тот изумленно изучил влажные бумаги, капающую с разведчика воду, нездоровый румянец и поинтересовался:
- Андалайтэ, что с тобой? Что произошло?
- Так было надо, – выпалил Лайо. В голове по-прежнему было одуряюще пусто.
- А ну-ка, сядь и доложи спокойно, зачем было надо и при каких обстоятельствах.
Но история происшествия с самой красивой на свете девушкой в красном плаще никак не желала складываться в связные предложения, а уши периодически начинали полыхать что тот плащ. Промучив Лайо полтора часа и кое-как восстановив более-менее ясную картину событий, командир отчитал его за безрассудство, похвалил за самоотверженность и отправил прочь, велев поужинать, отогреться и отдохнуть.
Окно в его комнате так и осталось приоткрытым, но вместо утренней свежести по полу гулял самый настоящий сквозняк. Лайо поежился, закрыл створки поплотнее, еще и шторой занавесил, чтобы создалась иллюзия тепла. Присел на кровать. Задумчиво пощупал шею в том месте, которого касались пальцы девушки. От воспоминания об этом по телу снова разошлись мурашки, только уже холодные.
Спать не хотелось, несмотря на поздний вечер, а под ребрами поселилось странное томление, которое не давало, как обычно, сесть, склониться над книгой и сосредоточиться. Промаявшись так некоторое время, Лайо все-таки взял со стола недочитанный вчера фолиант, но не раскрыл, а прижал к груди и задумчиво застыл посреди комнаты, изучая росписи на матерчатой ширме и даже не в силах поймать себя на мысли, что выискивает среди гармоничного многоцветия узоров оттенок тех глаз, волос или, на худой конец, плаща…
Лайо тряхнул головой, отбрасывая с лица темные прядки изрядно отросшей шевелюры, которая уже начинала просить ленты, и решительно направился к выходу, решив не терзаться, а разыскать друзей и провести вечер с ними.
Но стоило ему протянуть руку к двери, как та открылась сама, а комнату наполнил возмущенный громкий голос Раймондила:
- Нет, Орьо, ты только посмотри! Он едва вернулся, а уже намеревается снова чахнуть всю ночь в одиночестве над своими заплесневелыми пергаментами! Воистину, чрезмерная тяга к чтению – проклятие Моринготто!
Лайо только сейчас сообразил, что по-прежнему прижимает к груди книгу. Наверное, так и пошел бы с нею по крепости.
Из-за плеча Раймондила высунулся Орикон, какой-то непривычно торжественный и тоже с ношей – объемистой треугольной сумкой из темно-коричневой кожи. Лайо положил книгу на стол и спросил, кивнув на сумку:
- Это какое-то оружие?
Друзья загадочно переглянулись.
- О, это самое могучее оружие на свете! – заверил Раймондил, по-хозяйски осматриваясь. – Так, а ты почему до сих пор печку не затопил? И чего у тебя вид такой, словно тебя одной из твоих книжищ по голове шарахнули?
- Я только поужинать успел, – Лайо наконец улыбнулся. – Как раз хотел идти за вами.
- С книгой в обнимку? Вот уж не ври! Ты собирался снова погрязнуть в черном омуте чтения, а мы тебя героически спасли!
Улыбка стала шире.
- Да славен будь ваш подвиг во веки веков, о, великие воины, да не поблекнет возвышенный благородством помыслов свет очей ваших, да будут остры мечи, без устали разящие неверных, и да не наколет сей смрадный враг на зловонные пики свои ваших пламенных сердец!
- Вот, теперь я узнаю нашего «орчонка», – удовлетворенно заключил Раймондил. – Марш топить печку!
Лайо с готовностью кивнул и вдруг закашлялся, взахлеб, надрывно, долго. В горло словно сыпанули толченого перцу.
- Что это с тобой? – Орикон немедленно оказался рядом, хлопнул по спине, потом коснулся рукой лба. – Эй, да ты весь горишь!
- И правда! – воскликнул Раймондил, тоже прикладывая ладонь к лицу товарища. – «Орчонок», что стряслось с тобой такого, чего мы еще не знаем?
- Искупался в речке, – повинился Лайо, с усилием удерживая кашель. Горло саднило. – Ну его, к утру пройдет. Да хватит меня щупать, я не дичь на вертеле! Кха!..
- Приказ отменяется, – резюмировал Орикон. – Марш в постель! Райо, сам топи печку, вон, дрова лежат. Так, где тут были чашки и корзинка с травами… ага.
Вскоре Лайо был укутан в два одеяла, напоен горячим травяным сбором, а еще выслушал пространную лекцию о том, почему купаться в конце зимы вредно для здоровья, и так подорванного темным прошлым.
Раймондил пристроился на тахте, Орикон осторожно водрузил свою сумку на стол и извлек оттуда небольшую резную арфу. Лайо разинул рот.
- Какое же это оружие? Она такая красивая… Я похожую у Макалаурэ видел. Только он больше любит на большой... Орьо, получается, ты тоже играешь?
- Еще как! – ответил за друга Раймондил. – Он и тебя научит, если захочешь.
- До лорда мне, конечно, далеко, – пожал плечами Орикон. – Но кое-что могу.
- Скромничает, – ухмыльнулся Раймондил.
Некоторое время Орикон толком не играл, обрывал переборы на половине, что-то подкручивал, налаживал. А потом полилась тихая дивная мелодия, даже язычки пламени в печке притихли и стали покачиваться в такт. Лайо слушал, и мысли сами собой уносились куда-то в прекрасные дали, где светило солнце и никогда не было войны. А еще там непременно должна была танцевать девушка в красном плаще…
Он сам не заметил, как уснул, и даже не понял, что сейчас во сне нет ни холода, ни темноты. Арфа поиграла еще недолго и стихла.
- Ну что, помогло? – шепотом спросил Раймондил, заглядывая в лицо спящего: усталое, но спокойное, умиротворенное.
- Лорд ерунды не посоветует, – так же тихо отозвался Орикон, потихоньку пряча арфу обратно в сумку.
- Теперь каждый вечер?..
- Лорду было достаточно раз в несколько дней. Но мне, наверное, каждый вечер надо.
- Надо, так надо. Глядишь, пройдет это у него через пару лет.
Орикон только кивнул.
- Я вел себя как распоследний идиот! – каялся Лайо, от избытка чувств едва не пропустив удар.
- Ты и сейчас ведешь себя не лучше, – утешил Раймондил, снова поднимая меч. – Чего размахиваешь клинком, как орк дубиной? Я чему тебя все утро учил?
- Не машут орки дубинами, они вообще от леса держатся подальше, чтоб ты знал… Нет, только подумай: она сама, сама предложила мне перейти на «ты», а я этого даже не услышал!
- Кто она-то? – поинтересовался Орикон, стоящий в стороне и в тренировке не участвующий.
- Я даже имени ее не спросил!
- Убит, – объявил Раймондил, приставляя к горлу друга острие. Потом убрал меч и со вздохом заметил: – Большей частью – морально. Андалайтэ, вот чего ты раскис? Опиши, как она выглядела, в два счета отыщем.
- А как я к ней опять подойду? Что я ей скажу?
- Скажешь, что… э-э-э… слушай, давай найдем ее сначала?
- У нее красный плащ с капюшоном, – принялся вспоминать Лайо. – Глаза такие… самые красивые, серебристые, лучистые такие… «источающие свет неявный и неземной, а подобный зареву далеких звезд, что светили пробудившимся ото сна первым королям на берегу…»
- Стоп-стоп, – поднял меч Раймондил. – Без цитат, по существу! Мы уже поняли, что ты влюбился по уши.
- Не красней, дело житейское, – участливо посоветовал Орикон.
Лайо покраснел еще больше, но мужественно продолжил.
- Волосы локонами вьются, но не такими как у всех, а… ну как я без цитат скажу?!
- Темные или светлые?
- Если на них, к примеру, падает солнце, то чистое золото, а в тени – больше дубовая кора, хотя…
- Поня-ятно, – фыркнул Рамондил. – Еще какие-нибудь приметы есть? Веснушки там, ямочки на щеках? Шрамы, может?
Лайо мотнул головой. Потом озаренно воскликнул:
- Она говорила, что целитель! И бинты стирала. Еще у нее руки теплые, а ногти – чистые.
- Знаешь, проще было бы найти девушку с холодными руками и грязными ногтями. А под твое описание, если опустить цитирование, половина крепости подходит. Причем, не только нашей.