Силы все-таки были неравны. Очухался Орикон, и вскоре Шуйре больно заломили руки за спиной, а к горлу приставили холодную сталь клинка.
- Ах ты, тварь, – прошипел Раймондил, сплевывая кровь. У него под левым глазом наливался цветом здоровенный синяк. У Шуйры – тоже, но под правым.
- Да что ты с орком разговариваешь, – Орикон прижал к носу платок. – К лорду его!
Но притащили Шуйру почему-то в комнату к Макалаурэ. «Орчонок» молча дивился до тех пор, пока Раймондил не сказал:
- Лорд Канафинвэ, ваш ручной орк напал на нас среди бела дня, сломал Орикону нос, а меня вовсе пытался убить моим же мечом!
- Врет, чурбила вонючая! – не стал молчать Шуйра, от злости и обиды переходя на черное наречие. – Он первый меч достал и тявкать на меня начал!
И рванулся, считая, что обидчики получили недостаточно тумаков. Но ему дали такую затрещину, что искры из глаз посыпались.
- Всем молчать!
Столь зычного повелительного возгласа от тихого певучего Макалаурэ Шуйра не ожидал. И замер, притих вместе с остальными.
- Андалайтэ, почему ты набросился с кулаками на Орикона и Раймондила? – стали в голосе лорда было не меньше, чем у Нельяфинвэ.
- «Что, «орчонок», много эльфов ятаганом зарубил?» – процитировал Шуйра наизусть. – «А может, ты и лорда зарубить хочешь?»
- Да кто такое говорил, – пошел на попятный Раймондил. – А если и говорил, убивать за это, что ли? Да знаете, лорд, какое у него лицо было!
Макалаурэ пристально посмотрел Шуйре в глаза, и снова тот почувствовал, как его видят насквозь. Это по-прежнему было неприятно, но на этот раз Шуйра не боялся, а ответил на взгляд, считая себя правым.
- Все ясно. Андалайтэ, выйди, подожди за дверью. С тобой я побеседую после. Вы двое, садитесь. Будем разбираться.
Ждал Шуйра долго, не меньше часа. Раз даже приложил ухо к замочной скважине, любопытно ведь, в чем так долго разбираться можно. И услышал:
- …Первым, что сказал мне Андалайтэ, были слова о неприемлемости войны, а еще вопрос, почему эльфы такие злые. Не злые, да? А зачем же вы делаете все, чтобы он в этом усомнился? Вас, дураков, матери родные на руках качали, а его – орчиха в вонючем подземелье. И при этом…
Дальше Шуйра слушать не стал.
Раймондил и Орикон вышли от лорда очень задумчивые, на Шуйру даже не посмотрели. «Орчонок» проскользнул в приоткрытую дверь, замер на пороге.
- Проходи, Андалайтэ, – Макалаурэ махнул рукой на стул. Сталь в певучем голосе больше не звучала.
Сиденье было теплым, с него только что встали. Интересно, Орикон или Раймондил?
- А почему ты не сказал, что лорд? – тут же спросил Шуйра.
- Сначала думал, это и так понятно, а потом решил, что ты рано или поздно сам узнаешь, – Макалаурэ сел напротив и строго посмотрел Шуйре в глаза. – Андалайтэ, почему ты не ответил обидчикам словами, а сразу полез драться?
- А как иначе? Словами на слова что ли отвечать? Это ж уважать перестанут!
- Андалайтэ, – терпеливо проговорил лорд, – в нашем обществе, к которому отныне принадлежишь и ты, принято до последнего отвечать словами на все. Чем дольше ты не распускаешь руки, успешно отражая насмешки языком, тем большего уважения достоин. Понятно?
- Да, – Шуйра опустил голову. – Я не знал.
- Теперь будешь знать. Это не преступление, но недостойное поведение.
- Буду. Макалаурэ… я эльфов прежде не убивал, не довелось.
- Значит, тебе повезло. Даже в крепости не каждый может похвастать этим. А теперь иди, и глупостей больше не делай.
Глупостей Шуйра больше не делал. Если кто пытался задеть, отвечал словами, да так витиевато, что больше не лезли. Раймондил и Орикон обходили «орчонка» стороной и тихо ненавидели, уверенные, что тот обо всем ябедничает лорду.
Кончилась осень, кругом все запорошила снегом зима. Кроме Макалаурэ, взявшего на себя роль не столько лорда, сколько воспитателя, у Шуйры в крепости друзей так и не появилось. Но «орчонок» не знал, что бывает иначе, и не унывал, а даже чувствовал себя счастливым. Ближе к середине зимы ему стали давать мелкие поручения, иногда отправлять с отрядами разведчиков. Выслужиться Шуйра никогда не стремился, а потому в этих отрядах его предпочитали не замечать. С блажью лорда все свыклись, но мало кто разделил. Орк все-таки, хотя наружность эльфийская. Ножом и вилкой пользоваться поначалу не умел, жрал все руками. На сородичей бросался (кроме лорда никто так и не узнал в подробностях, что тогда произошло). Глядит на всех исподлобья, шрамик на носу характерный, а как оружие ему носить разрешили – не выпускает из рук. Разве так себя ведут те, кто имеет мирные намерения?
Макалаурэ тоже постоянно бился с привычкой воспитанника глядеть исподлобья и таскать повсюду минимум два ножа. Пока что не изживалось ни то, ни другое. Лорд считал, из-за недоверчиво настроенного окружения, но изменить это был не в силах. Шуйра вообще с трудом понимал, что от него хотят, и как вообще можно ложиться спать без ножа под подушкой (пользу снимания сапог он в итоге все-таки признал) и смотреть на всех прямо, как на Макалаурэ. Да и на того «орчонок», забываясь, частенько поглядывал исподлобья.
Однажды, снежным зимним утром, Макалаурэ позвал воспитанника к себе и сказал:
- Собирайся, Андалайтэ. Поедешь в Химринг, к Майтимо.
- К лорду Нельяфинвэ? Один или с отрядом?
- Дело маленькое, хватит и тебя одного. Передашь Майтимо вот эту записку, а он тебе – два фунта гномьего порошка. Порошок доставишь мне.
- А что такое гномий порошок? – тут же спросил Шуйра.
- Секретное оружие, – невозмутимо объяснил Макалаурэ. – Если его нагреть или поджечь, будет взрыв.
- А почему только два фунта? Сильно бабахнет, да?
- Не знаю. Вроде бы на то, чтобы крепость с землей сровнять, не хватит. И даже полкрепости. А мало, потому что гномы больше пока не дали. Вот испытаем в действии и решим, стоит ли налаживать торговлю. Еще вопросы есть?
- Когда выезжать? – Шуйра улыбнулся. Улыбаться он начал совсем недавно, и только при воспитателе.
- Прямо сейчас. К вечеру как раз в Химринге будешь.
Лорд Нельяфинвэ принял Шуйру очень тепло, даже накормил досыта с дороги и комнатушку дал в крепости, переночевать. Правда, весь вечер Шуйре казалось, что за ним пристально наблюдают, но потом это ощущение пропало, а утром лорд подобрел настолько, что составил компанию за чаем, расспросил о брате и о собственном здоровье Шуйры, особенно интересуясь, не беспокоит ли шрам на носу.
- А в крепости как, Андалайтэ? Не обижают?
- Не, – Шуйра вспомнил наставления Макалаурэ и очень постарался не глядеть исподлобья. Кажется, даже получилось. – Я больше не дерусь, и мне никто за все время тумака не дал. Здорово!
- А дрался?
- Один раз. Я тогда не знал, что это нехорошо.
- Тебе Макалаурэ объяснил?
- Ага, – Шуйра громко хлебнул чаю. Правила поведения за столом пока большей частью оставались для него загадкой. И изрек на черном наречии: – Когда другие лаются, надо лаяться в ответ, а не в рожу бить.
- Так прямо брат и сказал? – сквозь смех уточнил лорд.
- Что ты, он красиво сказал. Это я на всякий случай для себя перевел.
- Ну ладно, – Нельяфинвэ глядел на него изучающе. – А друзья у тебя появились?
- Какие друзья? – удивился Шуйра.
- Эльфы, с которыми ты можешь спокойно перекинуться словечком.
- Так ведь Макалаурэ! И ты.
- Эм… нет, это не совсем то. Как бы тебе объяснить… С другом и поговорить можно, и посоветоваться, и повеселиться на равных, в разведку вместе сходить. Ты ему поможешь в трудную минуту, и он тебе. А в радостный час вы на двоих пир разделите.
- Ух ты, – впечатлился Шуйра. – А разве так бывает?
Повисла недолгая пауза. А потом Нельяфинвэ заговорил о другом.
Под копытами лошади радостно хрупал белый морозный снежок. За плечами у Шуйры трясся хорошо упакованный от влаги мешок гномьего порошка, черные граненые зернышки которого напомнили «орчонку» прогорклую крупу для каши, что часто приходилось есть в той, прошлой жизни.