— Эгей! Гаарча!
Но никто не отзывался.
А солнце — жёлто-красное, пылающее нестерпимым жаром — уже поднималось над синими сопками, освещая пологие холмы, узенькие долины, поросшие зелёной травой, и синие вершины не столь уж и далёких гор.
— Горы Хантай, — посмотрев на них, тихо промолвил Кэзгерул. — Северные горы… За ними есть большое — очень большое — озеро, и полно леса. Такого, что даже можно заблудиться. Из-за них когда-то пришла моя мать…
Большие, тёмно-голубые, совсем не монгольские глаза юноши на миг затуманились.
— Вон там… — вдруг дёрнулся Хуридэн. — В овраге… вроде как стонал кто-то…
Не сговариваясь, все трое со всех ног побежали к оврагу. Их, оврагов, тут было множество.
Неприметный склон, довольно пологий, осыпающаяся под ногами почва, чахлые кустики, камни… Ага! Вот и Гаарча! На самом дне оврага — связанный, стонущий…
— Ты как? — Парни разрезали путы.
— Слава великому Тэнгри — жив! — Гаарча, хоть и считал себя христианином, но в других богов тоже искренне верил — а что, хуже от того не будет!
— Кто это был?
— А кто их знает? Вот как-то забыл спросить. Налетели внезапно из темноты, как только ушёл Баурджин. Навалились, связали — не успел и пикнуть.
— Сколько их?
— Четверо… или пятеро… Нет, кажется, четверо. Все здоровенные, с ножами, с луками…
— Ну, ясно, что не без ножей. — Кэзгерул усмехнулся.
— Думаю, надо их отыскать, настигнуть, — азартно предложил Баурджин, а все посмотрели на него с немаленьким удивлением. Особенно Кэзгерул Красный Пояс.
— Ты ли это, Баурджин? — удивлённо переспросил он. — Твои ли слова слышу?
— Да, преследовать. — Баурджин убеждённо кивнул. — Их всего четверо и нас… трое… Одного нужно будет оставить здесь.
— Я останусь, — заявил Гаарчу. — Что-то так спину схватило. Видать, от холода.
— Меньше надо было ворон считать, — безжалостно расхохотался Кэзгерул. — Впрочем, хорошо — сторожи здесь. А мы — едем!
Миг — и парни, взнуздав лошадей, повскакали в седла.
Копыта коней стучали по выжженной солнцем земле, поднимая жёлтую пыль, и горько пахло полынью, и дул прямо в лицо жаркий степной ветер.
Они увидели следы чужих коней, едва съехали со склона сопки в лощину, поросшую бурым колючим кустарником. Остановились, спешились.
— А у них всего три коня, — на корточках рассматривая следы, задумчиво промолвил Кэзгерул. — Негусто для разбойничьей шайки.
— Так они и не разбойники. — Баурджин прищурил глаза. — Просто воры. Ну что сидеть? Едем дальше!
Кэзгерул кивнул, и парни вновь сели на лошадей, правда, теперь ехали уже медленнее, осторожней. Окружающий ландшафт, на взгляд Дубова, выглядел довольно-таки уныло: синие сопки, камни да выжженная солнцем степь. Река и узенькая полоска зелени остались далеко позади, а впереди всё больше пахло пустыней — и стал жарче ветер, и песок уже поскрипывал на губах.
— Гоби! — усмехнулся на ходу до того молчавший Хуридэн. — Туда только на верблюдах ехать.
— Да уж. — Кэзгерул вдруг посмотрел на небо и нахмурился.
Впереди, в той стороне, куда умчались воры и куда по их следам двигались сейчас парни, у самой земли виднелось лёгкое мутновато-желтое облачко, похожее на стелящийся в траве дым. Однако все трое — в том числе и Дубов-Баурджин — хорошо понимали, что это значит. Очень скоро мог начаться песчаный шторм, неистовый смерч, когда никому не покажется мало — ни ворюгам, ни их преследователям.
Кэзгерул вздохнул:
— У нас не так много времени.
— Я бы сказал — до полудня, — тут же уточнил Баурджин. — Успеем! А если и не догоним — так им же хуже, пускай себе гибнут в песках.
Толстощёкий Хуридэн боязливо поёжился:
— А я бы всё же вернулся назад. Надо и коней в овраги загнать, и овец — работы хватит.
Кэзгерул скосил глаза на Баурджина, поинтересовался:
— Что, отпустим его?
И от этих слов его, от вопроса, Баурджин вдруг ощутил неимоверную гордость — ещё бы, впервые с ним, с нищим неудачником, почти что изгоем, хоть кто-то советовался! С ним — а не с тем же крепышом Хуридэном.
— Думаю, всё же стоит его отпустить, — напустив на себя важный вид, веско отозвался Баурджин. — Гаарча уж точно один не справится.
Кэзгерул махнул рукой:
— Езжай, Хуридэн. Да смотрите там, действуйте побыстрее.
Не скрывая радости, парень живо заворотил лошадь и быстро поскакал в обратную сторону, поднимая из-под копыт столб густой жёлто-коричневой пыли. Оставшиеся вдвоём Кэзгерул с Баурджином ещё раз внимательно посмотрели на небо и разом вздохнули. Баурджин улыбнулся: