Красный Пояс громко захохотал, аж до слез.
— Чего ты ржёшь-то?
— Мысль про перемётные сумы, конечно, очень хороша, — замахал руками Кэзгерул. — Только жаль, что она не пришла нам в головы раньше. Гаарча с Хуридэном, думаю, уже давно потрошат сумы, и никаких золотых монет мы там не найдём, даже если они и были.
— Ты прав. — Баурджин огорчённо сплюнул, и почти сразу помрачневшее лицо его озарилось улыбкой. — А знаешь что? Думаю, вместо монеты вполне подойдёт мой амулет, вот!
Юноша снял с шеи маленький серебряный кружочек.
— Знак древнего рода Серебряной Стрелы, — тихо промолвил Красный Пояс. — Он подойдёт, конечно. Тем более ведь не в обрядах тут дело, а в нашем желании, верно?
Найдя в шалаше глиняную плошку, острым ножом вскрыли яремную вену одной из лошадей. Красная дымящаяся кровь хлынула в чашу. Туда же, булькнув, упал амулет. И глухо зазвучали слова клятвы — анды:
— Клянусь перед бескрайним небом…
— Перед Вселенной…
— Перед Тэнгри…
— И Иисусом Христом, человеком, ставшим вдруг Богом…
— Пусть наша кровь смешается, сойдясь в этой чаше…
Острие ножа полоснуло по ладоням парней…
— Пей, Баурджин, брат мой…
— Пей и ты, брат…
Тёплая лошадиная кровь скрепила данную клятву, и вот уже парни, дурачась, принялись бегать вокруг кострища…
До тех пор пока не послышался приближающийся стук копыт. Одинокий всадник, похоже, ни от кого не таился. Тем не менее Кэзгерул потянулся за луком… и с облегчением отложил его, узнав Гаарчу:
— Случилось что?
— Случилось, — спешившись, ухмыльнулся тот. — Прискакал гонец от Олонга. Мы как раз встретили его на тропе. Завтра с утра возвращаемся в род, в родное кочевье! Да, и вот ещё что… Совсем скоро большая охота, готовьтесь!
— Всегда готовы! — по-пионерски отозвался Баурджин.
Глава 5
Охота
Ноябрь—декабрь 1195 г. Западная Монголия
Охота была не просто способом добывания и ярким общественным событием, она была также репетицией военных действий.
Нет, неспроста верховный хан найманов Инанч-Бильгэ вспомнил о полузабытом роде Олонга, как и о многих других родах. Загодя послав вестников, хан предупредил всех вождей, чтобы к зиме направили всех молодых воинов к большому озеру Убса-Нур, что лежало в истоках большой реки Оби, меж горами Хангай и Алтаем. Несладко пришлось молодёжи из рода Олонга — слишком уж далёк и тяжёл был путь, хорошо — реки замёрзли: Керулен, Тула, Селенга. Но всё ж дорога пролегала большей частью по горам, и людям и лошадям приходилось трудно.
Баурджин со своим побратимом Кэзгерулом шли впереди всех, в качестве разведки. Распорядившись так, молодой вождь Жорпыгыл Крыса поступил не по годам мудро. Впрочем, у него хватало советчиков. К большому удивлению Баурджина, после возвращения всех с летних пастбищ Жорпыгыл не стал мстить за прошлое унижение, наверное, забыл тот случай. Может, и не забыл, но счёл за лучшее отложить выяснение отношений, а скорее, ему просто было не до того — в связи с дальним походом дел у ханского сына хватало. Нужно было подготовить лошадей, загрузить перемётные сумы сухим молоком и вяленым мясом, выспросить поподробней дорогу у знающих людей — охотников и торговцев, — да мало ли что ещё!
Гонцы верховного хана предупредили: хорошенько запоминайте путь, он вам ещё пригодится. Переход оказался не так труден, как долог — пришлось тащиться больше двух недель, а что поделаешь — горы! И пропасти, и узкие тропки, и заваленные снегами перевалы. Всё это требовало от путешествующих смелости, выносливости, расчёта.
И всё же не зря старая шаманка Кэринкэ предсказала удачную дорогу. Повезло — почти всё время светило солнце, и лишь один только раз путники угодили в метель, да и то — не в горах, а в долине. Радовались — за все дни не потеряли ещё ни одного человека, не считая пары замерзших рабов, которых было вовсе не жаль. Радовались. Лишь Кэзгерул выглядел хмурым — ещё бы, перед самым отъездом куда-то запропастился его знаменитый красный, шитый золотом пояс. Ну, просто непонятно куда, ведь воровства у найманов не было.
— Ничего, вернёшься — найдёшь, — утешал приятеля Баурджин. — Ничего с твоим поясом не сделается.
— Но куда-то ведь он делся!
— А где ты его держал?
— В сундуке. А стал собираться, заглянул — нету!
— А ты вообще давно в свой сундук заглядывал?
Кэзгерул лишь вздыхал. Ясно — не помнил и когда. И вот теперь так и ехал — злой, смурной, неулыбчивый. Правда, дело своё знал — обязанности разведчика выполнял честно. Как и Баурджин, впрочем.