полиморфной усталости, простыми словами, она может извлечь ее из вас и дать ей… тело. Это может быть какое-то событие или человек, крайне болезненное чувство, воспоминание… Опять же, это будет зависеть от каждого из вас. Точно только одно, здесь, на этом плато, девятая форма покажет вам лицо вашей смерти. Ваш блок тени.
— И… у нас есть шансы выжить?
— Это прежде всего вопрос присущей вам жизненной силы. Девятая форма наносит удар по вихрю, по самому узлу жизни. Вы выживете, если справитесь со всем тем, что она обнаружит в вас истощившегося.
— А если мы останемся здесь с тобой и с Совом? Ты же сможешь нам помочь…
— Нет, не смогу. Я даже самой себе помочь не смогу, Кориолис. Так что идите, раз вам необходимы доказательства. Отправляйтесь вдоль скалы. И…
— И что?
— Ничего… Удачи вам. Я… Я вас люблю.
Эффект от сказанного Ороси читался на наших искривленных страхом лицах. Голгот только что вернулся. Он был без веревки. «Хрон сожрал. Пришлось карабкаться наверх самому, думал, там и квакнусь», — пробурчал он недовольно. Я оповестил его о наших планах. Он качнул головой в знак согласия.
— Предлагаю разделиться на две группы. Мы с Кориолис и ястребником пойдем на север, а ты с близнецами на юг. Идет?
— А Сов с Ороси что? Тут шлендать будут?
— Они здесь останутся в качестве фиксированного ориентира.
— Камень у меня под задом тоже может тут остаться в качестве фиксированного ориентира!
) 
Мы не привыкли затягивать, а потому сразу отправились немного отдохнуть — после изнурительной ночи это всем нам было просто необходимо, а затем собрались за полчаса. Хоть я и чуть стыдился, что не шел рисковать жизнью, как остальные, а оставался здесь, под саркастические замечания Голгота, я все же был рад придерживаться стратегии Ороси. Я не горел желанием умереть, проверяя, есть ли где-то конец этой скалы или нет. Мне нужно было учиться и как можно быстрее. Две недели с Ороси посреди хроновых полей могли пойти мне только на пользу. Я пошел попрощаться с Кориолис, ощутить последний раз прикосновение к ее коже, осыпал ее советами под веселым и поощряющим задорным взглядом Ороси, которая дала нам время поговорить наедине и подошла только в конце.
— Не прыгай в пропасть! Что бы ни случилось, что бы ты там не увидела! Держись от обрыва подальше. Хорошо?
— Хорошо, аэромастер. Я буду держаться от пропасти подальше.
— Что говорил тебе твой голос сегодня утром? Ты помнишь?
— Ах, да-да… Он говорил мне, что придет Ларко. И что в этот раз нужно будет его любить. Это звучало как угроза, ужасно. Я никогда не была влюблена в Ларко, не могла, он мне нравился, но как друг.
— Послушай меня, Кориолис…
— Слушаю, — слезы страха и волнения застилали ей глаза.
— Ларко действительно вернется. Он придет из тебя. Он появится либо с земли, либо из бездны, не важно. Как только он подойдет, ты должна достать свой бум и убить его. Ты меня поняла? Он будет перед тобой такой же живой, как я сейчас, такой же настоящий. Будет говорить с
тобой, как я говорю, глаза в глаза. Он захочет обнять тебя, поцеловать. Но ты должна его убить! Немедленно! Если не выйдет с первого удара, то убей его собственными руками, перережь ему глотку. Поняла меня?
— Ни жалости, ни угрызений. Убить его.
— Правильно.
Я отдал Пьетро свой охотничий бум. За него и за ястребника я не переживал, был уверен в их здравомыслии и ясности сознания. В другой группе Голгот меня проигнорировал, и я пошел помочь близнецам загрузить дичи с собой в дорогу, когда ко мне подошла Ороси и прошептала: