— Ты точно не хочешь с нами пойти, Ороси?
— Черный хрон — всего-навсего один из сотней хронов, с которыми вы столкнетесь по пути, Кориолис. Большинство из них безопасны для человека. Но среди них наверняка окажутся и психроны. Девятая форма ветра пройдет через один из этих психронов. Для каждого через свой. И вам придется с ней столкнуться, вы не сможете
этого избежать. Вот, собственно говоря, именно это я и хотела вам сказать. Вы отправляетесь навстречу вашей судьбе.
— С чем мы на этот раз должны столкнуться? Это еще что за история?
— Я не знаю, с чем вы столкнетесь. Это будет известно только вам. Я даже сама про себя этого не знаю. Аэрудиты утверждают, что девятая форма — это обратная сторона нашего пути. Его потайная изнанка. Это то, от чего вы бежали и с чем всю жизнь боролись, чему всегда противостояли. Любители популяризировать тайны аэромастерства говорят, что девятая форма — это живая смерть. Но это обычное обобщение. Девятая форма — это активная смерть в каждом из нас, в любой возрастной точке нашего существования. Я не имею в виду телесный распад или разрушающую энтропию, это скорее сильнейшая форма усталости. В течение всей вашей жизни эта усталость проявляется в тысячах разных обличий: временный упадок духа, например, потеря уверенности в себе, банальная потребность душевного комфорта или чувственной стабильности, повторяющийся позыв к отдыху… Она зачастую прикрывается маской лености в мыслях, нехваткой любознательности, может выразиться в отказе от неизвестного, страхе что-либо поменять, в выборе действовать по привычке, в желании быть уверенным заранее, не рисковать… Какие у нее еще обличья есть? Ну, скажем, бесчисленные упрощения, к которым прибегает человек, когда он не на высоте своих собственных способностей. Короче говоря, все то, что составляет привычную жизнь подветренников! С точки зрения аэрологии, я это называю выдыханием. Подветренники, если не углубляться в критику прочих их недостатков, в первую очередь — выдохшиеся. Запомните главное, что девятая форма способна к накоплению и экскарнации этой
полиморфной усталости, простыми словами, она может извлечь ее из вас и дать ей… тело. Это может быть какое-то событие или человек, крайне болезненное чувство, воспоминание… Опять же, это будет зависеть от каждого из вас. Точно только одно, здесь, на этом плато, девятая форма покажет вам лицо вашей смерти. Ваш блок тени.
— И… у нас есть шансы выжить?
— Это прежде всего вопрос присущей вам жизненной силы. Девятая форма наносит удар по вихрю, по самому узлу жизни. Вы выживете, если справитесь со всем тем, что она обнаружит в вас истощившегося.
— А если мы останемся здесь с тобой и с Совом? Ты же сможешь нам помочь…
— Нет, не смогу. Я даже самой себе помочь не смогу, Кориолис. Так что идите, раз вам необходимы доказательства. Отправляйтесь вдоль скалы. И…
— И что?
— Ничего… Удачи вам. Я… Я вас люблю.
Эффект от сказанного Ороси читался на наших искривленных страхом лицах. Голгот только что вернулся. Он был без веревки. «Хрон сожрал. Пришлось карабкаться наверх самому, думал, там и квакнусь», — пробурчал он недовольно. Я оповестил его о наших планах. Он качнул головой в знак согласия.
— Предлагаю разделиться на две группы. Мы с Кориолис и ястребником пойдем на север, а ты с близнецами на юг. Идет?
— А Сов с Ороси что? Тут шлендать будут?
— Они здесь останутся в качестве фиксированного ориентира.
— Камень у меня под задом тоже может тут остаться в качестве фиксированного ориентира!
)
Мы не привыкли затягивать, а потому сразу отправились немного отдохнуть — после изнурительной ночи это всем нам было просто необходимо, а затем собрались за полчаса. Хоть я и чуть стыдился, что не шел рисковать жизнью, как остальные, а оставался здесь, под саркастические замечания Голгота, я все же был рад придерживаться стратегии Ороси. Я не горел желанием умереть, проверяя, есть ли где-то конец этой скалы или нет. Мне нужно было учиться и как можно быстрее. Две недели с Ороси посреди хроновых полей могли пойти мне только на пользу. Я пошел попрощаться с Кориолис, ощутить последний раз прикосновение к ее коже, осыпал ее советами под веселым и поощряющим задорным взглядом Ороси, которая дала нам время поговорить наедине и подошла только в конце.
— Не прыгай в пропасть! Что бы ни случилось, что бы ты там не увидела! Держись от обрыва подальше. Хорошо?
— Хорошо, аэромастер. Я буду держаться от пропасти подальше.
— Что говорил тебе твой голос сегодня утром? Ты помнишь?
— Ах, да-да… Он говорил мне, что придет Ларко. И что в этот раз нужно будет его любить. Это звучало как угроза, ужасно. Я никогда не была влюблена в Ларко, не могла, он мне нравился, но как друг.
— Послушай меня, Кориолис…
— Слушаю, — слезы страха и волнения застилали ей глаза.
— Ларко действительно вернется. Он придет из тебя. Он появится либо с земли, либо из бездны, не важно. Как только он подойдет, ты должна достать свой бум и убить его. Ты меня поняла? Он будет перед тобой такой же живой, как я сейчас, такой же настоящий. Будет говорить с
тобой, как я говорю, глаза в глаза. Он захочет обнять тебя, поцеловать. Но ты должна его убить! Немедленно! Если не выйдет с первого удара, то убей его собственными руками, перережь ему глотку. Поняла меня?
— Ни жалости, ни угрызений. Убить его.
— Правильно.
Я отдал Пьетро свой охотничий бум. За него и за ястребника я не переживал, был уверен в их здравомыслии и ясности сознания. В другой группе Голгот меня проигнорировал, и я пошел помочь близнецам загрузить дичи с собой в дорогу, когда ко мне подошла Ороси и прошептала:
— Попрощайся с ними по-настоящему, они не вернутся.
— Ты хочешь сказать, что они… умрут?
— Нет. Просто они не вернутся.
— Почему?
— Потому что они забудут про свою миссию.
— Они переживут девятую форму?
— Сов, они уже встретили свою девятую форму, Святые Ветра! Ничего более страшного с ними произойти не может! Горст пережил разлуку с братом!
) Ороси с близнецами удалились поговорить на четверть часа. Она расцеловала их в щеки, в лоб, держала за руки, шутила с ними. Эти двое, с их круглыми крошечными носами и торчащими во все стороны рыжими космами, казались из всех нас самыми беззаботными и по-здоровому счастливыми. Мысль о том, что мы дошли до Верхнего Предела их ослепляла, она светилась у них на лицах, отливая гордостью, наполненностью и желанием разделить радость хоть с кем-нибудь. Я смотрел, как они уходят и завидовал их нетронутой ребяческой свежести пред лицом испытания, вся серьезность момента словно
соскальзывала с их колоссальных плеч. Они «забудут» про свою миссию?!
π
Первые четыре дня были ужасно монотонными… Плато простиралось на север, вдаль за горизонт. В день нам попадалось три-четыре холмика для поддержания ритма. Ничего больше. Линия обрыва слегка петляла, и всякий раз мы подходили к самому краю уходящей острием вперед кромки. С выступа мы внимательно осматривали стенки обрыва, стараясь не подходить слишком близко к краю. Тальвег бы справился с такой задачей без труда. Мы пришли к выводу, что это, должно быть, очень твердая порода гранита. Местами совершенно гладкого. Практически без трещин и расколов. Ни одной зацепки на все двести метров, которые удавалось охватить взглядом, пока не упрешься в толщу облаков. Ни единого уступа, где можно было бы закрепиться. Мы втроем шли очень быстро. Иногда даже бежали. По ночам сверкали люмены, Ороси нас заверила, что они вовсе не опасны. Иногда слышались звуки вспышек. Днем нас слегка подталкивал шун. Утром и вечером опускался туман. Я насчитал по пути шесть полусферических дыр типа хронокса.