За пределами зала меня уже ждали Бруно с Мелинором и сотня верных эльфов и людей. Я кивнул им и мы ворвались обратно в зал. Мы выволокли бояр из зала, протащив по всему замку, они бились в корчах, кричали и молили о помощи, но мы были непреклонны. Ещё больше нас укрепило то, что на улице нас приветствовал простой люд, приветствовал мою расправу над боярами.
День был прекрасным, светило солнце, небо было пронзительно-синим, воздух удивительно чистым. Очень скоро он наполнился криками бояр, увидевших небольшой новый лесок из кольев, «выросший» в нескольких ярдах от стен Тырговишты. Я сел за специально приготовленный для меня стол и наконец сделал глоток из своего кубка, который нёс в руках от самого дворца. Я смотрел на то, как бояр одного за другим сажают на колья, прихлёбывая вино и наслаждаясь их мучениями.
— Я и не знал, что ты так жесток, — сказал стоявший рядом Бруно. — Не слишком ли страшная казнь?
— Они предали свою страну, продали её мравакам и халинцам, — ответил я, делая знак бледному слуге подлить мне вина и поставить на стол корзину с хлебом. — Мой отец карал их, обычно лишая всех наделов и лишь в крайних случаях казня, но этого оказалось мало. Значит, надо быть ещё более жестоким с ними, чтобы они боялись не просто потерять своё имущество, но саму жизнь, да ещё и расстаться с ней столь жестоким способом.
— Это может вызвать ожесточение среди оставшихся в живых, — заметил Бруно, оказавшийся на поверку не только отличным воином, но и довольно умным человеком. — Ты нажил сегодня множество врагов — родственников казнённых бояр.
— Трясущихся от страха, — усмехнулся я, — которым по ночам будут сниться колья с их родителями, братьями и прочими родственниками.
С этого началось моё правление.
Когда с предателями было покончено полностью, я начал укреплять страну, что оказалось весьма непростым делом. На меня разом свалилось столько дел, что если не помощь Делакруа — моего единственного советника, которому я мог верить безоговорочно; я был бы просто погребён под ними. Страна была практически разорена правлением Петра Алди, тратившего деньги направо и налево, совершенно не заботясь о княжестве. Он бездумно брал деньги у Яноша, влезая в долги перед богатой Мравией, умудрился сдать в бессрочную аренду Салентине наш единственный порт, Констанцу, радовало лишь то, что ввязавшийся в серьёзную войну с халифатом Янош не спешил требовать возврата денег и я мог спокойно заняться решением проблемы с салентинцами, распоряжавшимися в Констанце, как у себя дома.
— Ты собираешь разорвать договор, заключённый Петром Алди? — спросил у меня непосредственно перед аудиенцией Делакруа.
Я коротко кивнул.
— Зря, — покачал головой он. — От Констанцы проку будет весьма мало. Салентина и Билефельце полностью контролируют всю торговлю во Внутреннем море, к тому же там свирепствуют халинские корсары, а собственного флота для защиты у нас нет.
— Но и сейчас, по договору Алди, от Констанцы мы практически ничего не получаем. Прибыль от порта идёт в карман к салентинцам, а расходы несём мы. Меня это не устраивает. К тому же, вчера прибыл посланник Билефельце, он привёз новый проект договора аренды Констанцы. Его положения меня устраивают полностью.
— Я и не знал об этом, — покачал головой Делакруа. — Как-то мимо проскочило.
Послов Салентины, прибывших выяснить, что станется с договором аренды Констанцы было трое, он были шикарно одеты по последней моде, надеясь этим потрясти патриархальное и отсталое с их точки зрения княжество. Меня это мало волновало, выросший среди роскоши халифского дворца, я относился к ней с презрением. Они вежливо раскланялись, сняв шляпы, но под ними оказались скуфейки.
— Почему вы оставили на головах эти скуфейки? — спросил я у послов на салентинском, сильно удивив их знанием их языка (вообще, языки были единственной наукой, обучению которой я не противился в халифате). — Я, конечно, князь, а не король или император, однако же я — такой же помазанник Господен, как и любой из владык нашего мира, перед коими вы обнажаете головы.
— Согласно обычаю, признанному всеми, — ответил мне глава посольства, — мы — жители Салентины не обязаны снимать скуфейки ни перед кем, будь то князь, король или император. Лишь перед Господом в храме обнажаем мы головы.
— Хороший обычай, — сказал тогда я, вспоминая послов халифата, также не обнаживших головы перед моим отцом. — Я признаю его.
Я сделал знак слугам. Один из них склонился к моему уху и отдал ему приказ, он кивнул и вышел.
— Они принесут небольшой подарок для всех вас, — пояснил я послам свои действия, — как подтверждение вашего обычая.
Следом в комнату, где я принимал послов, ворвались несколько стражей и Бруно с молотком и длинными гвоздями.
— Я принимаю ваш обычай, синьоры, — усмехнулся я, вколачивая первый гвоздь в голову главы посольства, — и усугубляю его.
Посланник Билефельце, которого я принимал следом удивлённо косился на пятна крови на полу и белый платок, которым я стирал кровь с ладоней.
— Гости, бывшие здесь до тебя, — объяснил я ему, — были невежливы.
В итоге договор был заключён на ещё более выгодных условиях, чем предполагалось, наверное, посланник был слишком напуган.
Однако этот город надо было ещё отбить у салентинцев, занявших его, потому что согласно договору Алди они имели право держать там неограниченное количество солдат и военных кораблей. Отлично понимая, что мне не справиться с Салентиной, но и не желая открытой войны со Страной поэтов, билефельцы провели через Штирию несколько рот своих солдат, как они называли такие маленькие армии, экспедиционный корпус, формально временно вошедших в мою армию.
Тем временем я выдвинул свои войска на северо-запад на соединение с корпусом билефельцев, под командованием Иогана фон Штауффенберга. Я оставил в Тырговиште Виктора Делакруа, а сам возглавил армию, хотя военного опыта у меня не было никакого. Об этом я честно сказал фон Штауффенбергу, который покивал и произнёс:
— Я понимаю, что вам нужна слава военного. Что же, ничего не имею против. Я — солдат, мне слава не нужна, всё, что я хочу, вернуться домой живым.
Я кивнул ему и более не возвращался к этой теме.
Полководцем фон Штауффенберг оказался превосходным, его задачей было не просто взять Констанцу, но и как можно меньше повредить его, ведь он должен начать давать прибыль в самом скором времени. В этом были заинтересован и я, и билефельцы, по вполне понятным причинам. Салентинцы не стали выводить солдат в поле, более того, они оставили в городе минимальный гарнизон, мои шпионы-эльфы сообщали, что они активно жгут склады с товаром, который не успевают вывезти, а из порта один за другим отплывают торговые суда в сопровождении боевых галеонов. Услышав эти новости, я мысленно поздравил себя с верным решением: незадолго до отбытия из Тырговишты я отправил тайную весточку халинским корсарам, на которых имел выходы Делакруа. Думаю, они хорошо поживятся на этих караванах, ослабляя экономическую мощь гордой Салентины.
К невысоким стенам Констанцы подтащили целую батарею пушек, скорее для устрашения, нежели из желания, действительно, разрушать город. Она дала лишь один залп, неся часть крепостной стены и проломы устремились мои кавалеристы и билефелецкая пехота. Бой был недолгим, но кровавым. Ведомые Бруно конники вихрем пронеслись по городу, вырезая всех вооружённых людей на своём пути, он первым ворвался в порт, промчался по сходням салентинского галеона, готовившегося дать залп по наступающим. Бруно, не слезая с седла, взлетел на капитанский мостик корабля и приставил к горлу его капитана свой меч, вынудив его поднять белый флаг. Билефельцы за спинами кавалеристов занимались грубой и кропотливой работой, прочёсывая город частым гребнем, они добивали салентинцев, прекращали грабежи и мародёрства, которые я запретил, нередко расправляясь с моими конниками, как этим и занимавшимися. К слову, тех, кого взяли при грабежах и насилии, я велел посадить на кол.