«Обвиняемый, вы раньше привлекались к суду?»
«Да, ваша честь».
«По какому поводу?»
«По литературному делу».
«Как это следует понимать?»
«Набил морду одному нахальному журналисту».
Денис Васильевич вышел на набережную и остановился у парапета, глядя на противоположную сторону Невы: Петропавловский шпиль, ростральные колонны на стрелке Васильевского острова, корпуса Кунсткамеры и императорского университета.
Сейчас ему пятьдесят три года... Большая часть отмеренного срока уже позади, но жизнь проходит как-то странно, порождая даже больше вопросов, чем это было в молодости, когда каждый юноша увлечённо решает проблему смысла человеческого бытия вообще и его личной жизни в частности. Казалось бы, его нынешнее существование катится накатанной колеёй, всё выглядит правильно, достойно, разумно и нечего больше желать, как вдруг судьба посылает ему столь раздражающий фактор, как юная фрейлина, словно для того, чтобы он пересмотрел всё достигнутое, чем ранее так гордился — и немалой известностью в мировых психиатрических кругах, и молодой очаровательной супругой. Но если существует нечто такое — пусть даже это вид женской ножки или мимолётный поцелуй, — что способно лишить нас душевного спокойствия, значит не всё так просто и внутри спелого яблока благополучия уже завелась червоточинка сомнений и искушений.
Унылый, раздражённый и изрядно замёрзший Денис Васильевич вернулся домой и, первым делом, выпил рюмку коньяку. Затем выкурил сигару, устало бросился в кресло и повернулся к окну, за которым быстро темнело. Минут через десять в дверь кабинета постучали.
— Кто там ещё? — не поворачивая головы, вяло спросил он и через мгновение услышал за спиной лёгкий шелест женского платья и нежный голос жены:
— Привет, к тебе можно?
— Конечно, милая, заходи. — И он вместе с креслом обратился навстречу Елене.
Подойдя ближе, она поцеловала его в голову, обдав тонким и каким-то очень родным запахом своих любимых духов Gabilla, после чего слегка отстранилась и внимательно посмотрела в лицо мужа.
— Ты чем-то опечален?
— Да нет... Просто устал.
— Я пришла сказать, что пока ты отсутствовал, тебе звонил Макар Александрович Гурский.
— И что ему было надо?
— Он просил передать, что нуждается в твоих услугах. Если ты согласен ему помочь, то завтра в два часа дня тебе надо быть на набережной Волковки — вот, я записала номер дома и квартиры, — и она подала ему вырванный из блокнота листок.
— А какого рода услуга от меня требуется, он не говорил? — на всякий случай поинтересовался Денис Васильевич, лениво просматривая записку жены и удивляясь тому, как быстро бумага сумела впитать аромат её духов.
— Нет, но зато он сказал, что, кажется, ему удалось выйти на след похищенной у Ольги броши.
— В самом деле? Ай да Макар Александрович! Завтра обязательно туда съезжу.
— А сегодня почему ты такой грустный?
Денис Васильевич покачал головой и со слабой улыбкой посмотрел в озабоченное лицо жены.
— Может у человека начаться зимняя депрессия? Особенно в такую погоду, когда всё кругом то серое, то чёрное.
— О, это конечно, — проворно сказала она, подходя к его письменному столу и начиная сосредоточенно переставлять находившиеся там предметы — письменный прибор, пепельницу, книги, ручки, её собственный портрет в рамке, — причём делая это с таким видом и стуком, словно сама с собой играла в шахматы. — Но ты же сам мне говорил, что нельзя поддаваться такой депрессии, с ней обязательно надо бороться. Помнишь?
— Конечно. И всё это правильно.
— Так не хочешь куда-нибудь сходить?
— Куда, например?
— Ну, допустим, на каток...
Произнеся эту фразу, Елена замерла и подняла голову. Несколько секунд они внимательно смотрели друг на друга.
— Ты всё это время за мной следила? — тихо спросил Денис Васильевич.
Ответом были стремительный, почти судорожный кивок головы и потупленный взор.
— Но зачем ты привязала своё кашне к фонарю кареты? — неожиданно вспомнил он.
— Надеялась, что ты вспомнишь обо мне и одумаешься, — опуская голову, пролепетала Елена.
— Милая ты моя! — с горячей нежностью воскликнул Денис Васильевич, привлекая её к себе. — Так что же ты молчала, если тебе всё известно?
— Мне ничего не известно. Я даже не знаю, кто эта девушка и как ты с ней познакомился, — разумеется, Елена лукавила, но ей чисто по-женски хотелось вызвать мужа на полную откровенность, чтобы возникшее при этом чувство вины удержало его в будущем от повторения подобных приключений.