Выудив все, что я раньше украл,это тупое ведро полицейскоев рот пирожки мне мои запихали совершил своё дело злодейское:
вывел на крышу меня механизми подтолкнул моё тело румяное.Вряд ли б оправился мой организм,если бы не демократишки пьяные.
Нет бесполезных вещей под луной.Не было проку бы от демократии,не окажись меж асфальтом и мнойтрёх представителей ельцинской братии.
Кровь и мозги отирая платком,топал к Кремлю я шагами нетвердыми,а демократы лежали ничком,в русскую землю впечатавшись мордами.
Психоанализ
Поклонницы психоанализаменя порою достаюти, отводя мой хрен от ануса,вопросы часто задают:
как я подглядывал за мамочкой,какой был перец у отца,когда впервые пипку женскуюувидел близко от лица?
Ну да, я говорю, подглядывал,ну, в бани общие ходил,в мужской папаша перцем радовал,и в женской было ничего.
Но только дыры волосатыеменя нисколько не влекли -тела корявые, пузатыеи сиськи чуть не до земли.
А вот когда с трехлетней Инночкойя раз в песочнице сидел,ее пилоточку изящнуюя с интересом разглядел.
Я Инну полчаса уламывал(а было мне тогда лет шесть)снять с попки штаники и трусики,пописать рядышком присесть.
Сокровище трехлетней Инночкименя, признаться, потрясло.С тех пор про девочек и трусикипишу стихи я всем назло.
Ну ладно, говорит поклонницапсихоанализа опять,ну а когда ты был подросточком,куда, во что любил кончать?
Куда угодно: в руку, в голову.В какую голову? В свою!На фоотографии журнальные,в речную теплую струю,
а начитавшися Есенина,к березкам членом припадал,ломал я ветки им в неистовстве,а после плакал и страдал.
Тут девушка отодвигаетсячуть-чуть подальше от меня.Да ладно, говорю, расслабься ты,твой Фрейд - занудство и фигня.
Психоанализ - штука древняя,и он не катит молодым,он нужен лишь нацистам, гомиками академикам седым.
И если ты не любишь в задницу,то папа вовсе не при чем.Давай, любимая, расслабимся,до сраки хрен доволочем.
Тут крошка быстро одеваетсяи порывается бежать,а я, схватив ее за задницу,вдруг начинаю соображать,
что если б я читал внимательнофрейдистский романтичный бред,то фильтровал слова бы тщательнои выражался б как поэт,
и про анальное соитиевещал бы нежно и светло.Короче, Фрейд хороший дедушка,за Фрейда всем порву хайло.
Прощай, молодость!
Если ты заскучал по дороге к девчонке,заметался, как волка почуявший конь,если думаешь: "Стоит ли парить печёнки?" -отступись, не ходи. Должен вспыхнуть огонь.
Если ты приобнял вожделенное тело,а оно тебе вякает злобно: "Не тронь!" -и под дых тебе лупит локтем озверело -не насилуй его. Должен вспыхнуть огонь.
Если ж тело распарено и вожделеет,и кричит тебе: "Живо конька рассупонь!" -а конек неожиданно вдруг околеет -ты не дёргай его. Должен вспыхнуть огонь.
И пускай эта фурия стонет от злобы,испуская проклятья и гнусную вонь,ты заткнуть её рот своей трубкой попробуй.Пусть раскурит её. Должен вспыхнуть огонь.
Дух мятежный, огонь, ты всё реже и режерасшевеливаешь пламень розовых уст.Где ж те годы, когда на девчатинке свежейя скакал, как укушенный в жопу мангуст?
Проклятие макияжу
Вы плакали навзрыд и голосили,уткнув глаза и нос в моё плечо,и благосклонность к вам мою просиливернуть назад, целуясь горячо.
Но я надменно высился над вами,угрюмый, как Тарпейская скала,и распинал вас страшными словами:"Моя любовь навеки умерла".
Не помню, сколько длилась эта сцена,быть может час, быть может, целых три,но я прервал ее, позвав Колена -слугу, чтоб тот довел вас до двери.
Вы ничего Колену не дарили,как прежние любимые мои,ни денег, ни шампанского бутыли,поэтому Колен воскликнул "Oui!"
И поспешил исполнить приказанье,подал манто и вытолкал вас прочь.Через балкон неслись ко мне рыданья,тревожившие пасмурную ночь.
Потом вдали раздался визг клаксона,и вас домой помчал таксомотор.Я помахал вам ручкою с балкона,поймав ваш жалкий увлажненный взор.
"Ну что ж, гордиев узел перерублен, -подумал я. - Теперь - к мадам NN!""Месье, ваш туалет навек погублен!" -вдруг возопил мой преданный Колен.
Я взгляд скосил на белую рубашкутончайшего льняного полотна:размером с небольшую черепашкутемнел на ткани силуэт пятна.
Последняя приличная рубаха,теперь, увы, таких не отыскать,уносят волны голода и страхакупцов и швей, обслуживавших знать.