А с Марксом вышла вот какая штука:на ярмарке один семинаристукрал пятак у нищенки, гадюка,кругом, понятно, ор, галдёж и свист.
Я добра молодца хватаю мигоми волоку на съезжую сей час.А он, байстрюк, увесистою книгойзаехал мне с размаху прямо в глаз -
и вырвался, и убежал, каналья.А книга мне досталась как трофей.В тот день её до сумерек читал я,и в мозг она впилась мне, как репей.
Да-да, вы вероятно догадались,что книга называлась "Капитал".Мои сестра с маманей настрадались,покамест я её не дочитал.
Я среди ночи вскакивал с постели,орал в окно: "Ужо вам, палачи!" -потом горшки со стульями летелии растворялись с чавканьем в ночи.
А утром я в участок в ночь тащилсяс глазами, покрасневшими от слёз:повсюду над рабом буржуй глумился,и я служил, служил ему, как пёс.
Пиликала гармоника над Стрелкой,по Варварке скакали рысаки.А я с очередной буржуйкой мелкойудило правил в баньке у Оки.
Решил я по прочтеньи '"Капитала"усилить вдвое классовую месть,и так меня по банькам замотало,что похудел я раз, наверно, в шесть.
Когда же околоточный начальниксъязвил в мой адрес: "Унтер-простыня!"его я мордой сунул в умывальник,и из участка выперли меня.
Купцы со мною стали вдруг надменны,то "кум и сват", а то "ступай отсель",и скалились, как жадные гиены,и не пускали к жёнушкам в постель,
и баньки для меня свои закрыли,где я дотоле удалью блистали где по мне их дочки слёзы лили...Вот что наделал Марксов "Капитал".
И понял я, что жить невыносимобез девок, банек и иных забав,что молодость галопом скачет мимои что во многом Маркс, увы, не прав.
Однажды, пьяный, одурев от скуки,принудил я к сожительству сестру.Всю ночь над ней глумился я. И рукимать наложила на себя к утру.
Остались мы с сестрой вдвоём, сиротки.И что ж ? Сестру я выгнал на панель,и вскоре каждый купчик в околоткеуже дорогу знал в её постель.
Когда средь ночи требовали водки,натешившись сестрёнкой, молодцы,я вспоминал, кем был я в околоткеи как меня боялись все купцы.
И озверев от этого канальства,я к приставу на брюхе приполоз,и обласкало вновь меня начальство,и вновь житьё как в песне началось.
И вновь передо мной сидельцы гнутся,и вновь я в околотке бог и царь,и стоит мне недобро ухмыльнуться -вокруг трепещет вся земная тварь.
Сестру за арзамасского купчинуя выдал и на свадьбе погулял.Что ж, Маркс, конечно, мудрый был мужчина,но не для русских писан "Капитал".
Немолодой Иван-царевич
Немолодой Иван-царевичВ расшитом золотом кафтане,бубня невнятно о невестеБолтался на телеэкране.
Он меч хватал за рукоятку,Грозясь расправиться с Кащеем,И рожи корчил равнодушно,Поскольку был, наверно, геем.
А может даже и не геем,А лишь обычным алкашом,Который любит, скушав водки,Купаться в речке голышом.
И очень даже было видно,Что не нужна ему подруга,Что пузырём трясет за кадромГример, прогульщик и пьянчуга,
Что всё, что нужно человеку -Нарезать помидоров с луком,Всосать по сто четыре разаИ дать раза всем бабам-сукам:
Бухгалтерше, зловредной твари,Что не дает никак аванса,Актёркам Варе и Тамаре,Что взяли тон над ним смеяться,
А также дуре-сценаристкеВлепить меж поросячьих глазок,Что б чаще думала о смыслеСвоих дебильных киносказок.
А я лежал, седой и мудрый,В мерцании телеэкранаС одной хорошенькой лахудройИ всё жалел, жалел Ивана.
Иван, будь чаще с молодёжьюИ разделяй её забавы,Охвачен бесноватой дрожью,Вали её в кусты и травы.
Пои её поганым зельем,А сам не пей, коли не молод.И будут выжжены весельемПромозглость лет и жизни холод.
Незабываемый Россини
...Я человек восьмидесятых.
Лень, праздность, кутежи, интриги и дуэли -вот спутники моих летящих в бездну лет,да щебетанье дам с утра в моей постели,да чернота у глаз - безумных оргий след.
Признания в любви выслушивая хладно,бесчувственно смотрю на слёзы бедных дев,и трепетную грудь целую безотрадно,невинное дитя бестрепетно раздев.
Ничто не шевельнёт отрадного мечтаньяна сердце как урюк иссохшем и пустом.И только погрузясь порой в воспоминанья,перестаю я быть законченным скотом.
Недавно, проносясь в курьерском по России,я вспоминал июль, Калугу и Оку,бехштейновский рояль и музыку Россини,и всё не мог прогнать внезапную тоску.
Я был тогда студент, она была певица.Неловок и румян, я ей дарил цветы.Я был её сосед, я был готов молиться,взирая на её небесные черты.