Вот так и я, годами старый папа,лежал с моей зефирочкой в обнимку,а рядышком скакала мерзость Чапа,собачьи демонстрируя ужимки.
(Одни девчонок называют "фея"зовут другие "тёлка" или "жаба",а я зову зефирками и млею -не бог весть что, но не хамлю хотя бы).
Когда ж моя зефирочка Альбинасомлела и сняла с себя штанишки,я понял, что пора проститься чинно,что все, что будет дальше - это слишком.
Поцеловав округлости тугие,я подхватил со стула плащ и шляпу.Но не сбылись намерения благие -в прихожей напоролся я на Чапу.
Озлобленная мелкая скотинкауслышала команду: "Чапа, фас!" -подпрыгнула, вцепилась мне в ширинкуи с воем потащила на матрац.
"Куда вы торопились, добрый гуру?По мне уже учить - так до конца.Меня вы, видно, приняли за дуру,но я то вас держу за молодца!"
Альбинка, подразнив меня словами,с моей мотни животное сняла.Не описать мне, не раскрыть пред вами,какая ночь у нас троих была!
Троих, поскольку милый пёсик Чапа,орудуя слюнявым язычком,лизал нас, щекотал, толкал и лапал,и в сексе был отнюдь не новичком.
Вернулся я к покинутой любимойободранный, но с нанятою тачкой,и прошептал чуть слышно, глядя мимо:"Любимая, обзаведись собачкой".
Цыганочка
А.Н.Севастьянову
"Цыганке вдуть куда как трудно, -сказал мне кучер Севастьян, -но тот, кто квасит беспробудно,тому привольно у цыган.
Ты думаешь, милашка барин,всю жизнь служил я в кучерах?И я был молод и шикарен,сгорал в разврате и пирах.
Отец мой юркий был купчина,на Волге денег-ста намыл.А я их пропивал бесчинно,цыганкам тысячи носил.
Ношу, ношу, а толку нету,скачу под их цыганский вой,схвачу за жопу ту и эту,а под конец валюсь хмельной.
Ромалы крепко охранялиподштанники своих бабёх,однако деньги принимали.А я от пьянства чуть не сдох.
Однажды, пьяный, спозаранкупроснулся где-то я в шатреи вижу девочку-цыганку,усевшуюся на ковре.
Смотрю, цыганка глаз не сводитс моих распахнутых штанов,а там как змей главою водитМаркел Маркелыч Ебунов.
А я прищурился, недвижим,и на цыганку всё смотрю.Ага, уже мы губки лижем...Я - хвать за грудь! - и говорю:
- Не бойся, милое созданье,тебе не сделаю вреда! -Цыганка заслонилась дланьюи вся зарделась от стыда.
- Как звать тебя, цыганка? - Стеша.- Сколь лет тебе? - Пятнадцать лет.- Так дай тебя я распотешу!- Не надо, барин! Барин, нет!
- Погладь, погладь, цыганка, змея!Вот тыща - хочешь? Дам ещё! -Ах, как со Стешенькой моеюмы целовались горячо!
Ах, как со всей-то пьяной дурицыганке сладко въехал я!Всё о проказнике Амуреузнала Стешенька моя".
На этом месте Севастьяшказамолк и всхлипнул: "Не могу".Потом вздохнул бедняга тяжкои молвил: "Барин, дай деньгу -
сведу тебя с моею Стешкой!" -"Так ты, шельмец, украл её?Ну так веди скорей, не мешкай!Люблю татарить цыганьё!"
За деньги с барами ласкатьсяпривыкла Стешенька моя.Уже ей было не пятнадцать,так что за разница, друзья?!
Пусть косы инеем прибиты,пусть зубы выпали давно,но мы, буржуи и бандиты,цыганок любим всё равно.
Цинтии
Ты помнишь, Цинтия, как море закипало,угрюмо ластясь к жёлтому песку,облизывая каменные фаллыприбрежных скал, сбежавшихся к мыску?
Не так ли ты в моё впивалась телокогтями хищными и крепким жадным ртом?А я кусал тебя остервенелои мял руно под смуглым животом.
Тот день был апогеем нашей страсти.Твоих волос тяжёлую копнупытался ветер разодрать на частии унести в небес голубизну.
Нам, близостью взаимной распалённым,заледенить сердца пытался он,но согревал нас взором благосклоннымотец всего живого, Ра-Аммон.
Сорвав с тебя остатки одеянья,я на песке твой торс дрожащий распростёр,и наши руки, губы, кровь, дыханьеслились в один бушующий костёр.
Нас Купидон стрелой безжалостной своеюк морскому берегу коварно пригвоздил,и извивались мы - два раненные змея -и ходуном под нами диск земной ходил.
Сжимаясь в корчах, вся Вселенная кричала,и крик её меня на атомы дробил...О Цинтия, как я тебя любил!
...Ты помнишь, Цинтия, как море закипало?..Ты помнишь, Цинтия, как море закипало?..
Целкоед
(Петербургский ужас)
Я вышел из сыскного отделеньяв отставку, и теперь, на склоне лет,мне вспомнилось прежуткое творенье,которое прозвали "Целкоед".
Теперь, вдали от шума городского,от суеты служебной и мирской,то утро предо мной всплывает сноваи наше Управленье на Морской.
Обмёрзнувшее юное созданьедва стражника ввели в мой кабинетв расхристанном и бледном состоянье.Кокотка? По одежде вроде нет.