Я был плохим кавалеристом,но поступил в уланский полк.В полку, в местечке неказистом,я озверел совсем, как волк.
Когда б не дочь телеграфиста,Я 6 вовсе тронулся умом.Хоть малым слыл я не речистым,начать роман решил письмом.
А чтобы скудный свой умишконе обнаружить перед ней,я натолкал стихов в письмишко:там Пушкин был, и Фет, и Мей.
Я ей про чудное мгновенье,конечно же, упомянули прочие стихотвореньяроссийских авторов ввернул.
Хвала тебе, студент Хиронов,меня ты славно подковал!Премногих стоят миллионовстихи, что ты в меня вбивал.
Как хорошо, что в обученьек тебе попал я с юных лет!Когда б не к лошадям влеченье,я тоже вышел бы поэт.
А дочь телеграфиста, Ганна,смотрю, уже того, бледна,все дни проводит у окна,в надежде угадать улана.
И вот однажды я прокралсяпод вечер к Ганне в темный сад,и предо мной нарисовалсяеё задумчивый фасад.
"О донна Анна, донна Анна! -запричитал тихонько я, -сколь жизнь тобою осиянна,сколь участь счастлива моя!"
Смотрю: она заворожённоидет на голос мой в кусты.Шепчу: "О Анна, белла донна!"она в ответ: "Коханый, ты!"
Помимо яблони да грушилуна свидетелем была,как наши пламенные душидруг другу отдали тела.
Да соловей бельканто дивнымсоюз наш пылкий освятил.И наслажденьем непрерывнымтот май для нас с Анютой был.
Июнь был тоже наслажденьем,июль был сказкой без забот,был август дивным сновиденьем...Сентябрь принес нежданный плод.
Плоды на ветках заалели,налился силищей арбуз,и у моей мадемуазелипод грудью навернулся груз.
Внушив нашкодившей мерзавке,чтоб до поры сокрыла грех,я подал рапорт об отставкеи скрылся в Питер ото всех.
А года через два на Невскоммне повстречался ротмистр Шпак,назвал меня жидом еврейскими потащил меня в кабак,
и там поведал, как Ганусяпозор таила, сколь могла,да наступила вдруг на гусяи прямо в луже родила.
Мальчонку окрестили Павел,он сросся пузом с головой,но Витке, медик полковой,каприз натуры вмиг исправил.
Мы выпили за здравье сына,и за Ганусю, и за полк.Тут заиграли два румынасвой флуераш. И Шпак умолк.
И в это самое мгновеньеменя постигло озаренье:то Пушкин, Надсон, Мей и Фет -они виновники паденьявсех жертв моих во цвете лет.
Моими пылкими устамиони сбивали дев с пути,моими цепкими перстамисжимали перси их в горсти,не устыдясь себя вестиразнузданнейшими хлюстами...
Пока пиликали румыны,себе простил я все грехи.Весьма полезны для мужчиныроссийских авторов стихи.
Удачный круиз
Белоснежный лайнер "Антигона"рассекал эгейскую волнуЯ, с утра приняв стакан "бурбона"вытер ус и молвил: "Обману!",
закусил салатом из кальмара,отшвырнул ногою табурети покинул полусумрак бара,высыпав на стойку горсть монет.
"Зря ты на моём пути явилась", -восходя наверх, я произнес:там, на верхней палубе резвиласьдевушка моих жестоких грёз.
Цыпочка, розанчик, лягушонок,беленький купальный гарнитурвыделял тебя среди девчонок,некрасивых и болтливых дур.
Впрочем, не один купальник белый:твои очи синие - без дна -и точёность ножки загорелой,и волос каштановых копна -
всё меня звало расставить сетии коварный план свой воплотить.Боже, как я жаждал кудри этидерзостной рукою ухватить!
Но, храня свой лютый пыл до срока,в розовый шезлонг уселся яи, вздохнув, представил, как жестокопострадает девочка моя.
И шепнул мне некий голос свыше:"Пожалей, ведь ей пятнадцать лет!"Я залез в карман и хмыкнул: "Тише", -сжав складное лезвие "Жиллет".
Вечером явилась ты на танцы.Я сумел тебя очаровать,а мои приятели-испанцывусмерть упоили твою мать.
Я плясал, но каждую минутубритву сжать ползла моя рука.В полночь мы вошли в твою каюту,где маман давала храпака.
"Мама спит, - сказал я осторожно. -Почему бы не пойти ко мне? "Ты шепнула: "Это невозможно", -и, дрожа, придвинулась к стене.
Опытный в делах такого рода,я тебя на руки подхватили по коридорам теплоходадо своей каюты прокатил.
"Ты не бойся, не дрожи, как зайчик,я к тебе не буду приставать.Щас вина налью тебе бокальчик", -молвил я, сгрузив тебя в кровать.
Я разлил шампанское в бокалыи насыпал белый порошокв твой бокал. К нему ты лишь припала -и свалилась тут же, как мешок.
"Спи, усни красивенькая киска", -бросил я и бритву разомкнул,и, к тебе пригнувшись близко-близко,волосы на пальцы натянул,
и, взмахнув отточенной железкой,отхватил со лба густую прядь...Чудный череп твой обрить до блескаудалось минут за двадцать пять.