Мне могут возразить, мол, вы, мужчины, сами виноваты – все бы вам порхать по жизни, соблазнять и бросать женщин. Вот и пришлось бедолагам «в процессе эволюции», как туманно выражаются иногда ученые, «выработать необходимые защитные механизмы». Что ж, я не специалист по проблемам семьи и брака, я всего лишь философ‑самоучка. Констатирую жизненные факты по мере их возникновения.
Я выпил подряд еще пару кубков вина, немного пришел в себя и пригляделся к окружающим. Музыканты дудели в какие‑то странного вида трубы, гремели барабанами, пиликали на чем‑то вроде скрипок, больших и маленьких. Люди вокруг сверкали улыбками, слышался громкий смех. Беззаботность происходящего захватила меня, я счастливо вздохнул, с интересом покосился на яркие звезды, те игриво подмигнули в ответ. Новая луна равнодушно покосилась сверху, тут же отвернулась: мол, ей без разницы, чем мы тут занимаемся. Ближе к полуночи люди начали потихоньку расходиться. Выбрав момент, я небрежно поинтересовался у одного из уходящих:
– Подскажите, любезный, как мне пройти к часовне Святого Игнатия.
Тот махнул куда‑то влево:
– Вон по той улице, на втором перекрестке свернете налево, дальше прямо, не пропустите.
Остановился, вгляделся повнимательнее в мое лицо:
– А что, вы собрались гулять по городу в такой поздний час? У нас тут тихо и спокойно, английский гарнизон следит за порядком, но все же?
– Да вот, что‑то не спится, – отшутился я.
– Если у вас нет денег на постоялый двор, вы можете переночевать у меня, – предложил собеседник. – Живу я небогато, но принимать гостей нам велит Господь.
– Нет, спасибо, – решительно отказался я.
– Как угодно, – равнодушно пожав костлявыми плечами, старик побрел прочь.
Я внимательно осмотрелся по сторонам, праздник практически завершился, собравшийся народ расходится, шумно прощаясь. Гектора нигде не было видно. Какое‑то время чувство долга боролось с жаждой приключений, в конце концов я решил, что имею законное право на лево. Путь до часовни оказался недолог, по дороге я один раз притаился в подворотне, пропуская мимо себя английский патруль. Пятеро солдат с факелами, в кольчугах и железных шлемах мерно прошли мимо, так и не заметив меня.
– Ну‑ну, – скептически прошептал я, – бродите пока. Скоро Гектор все здесь перевернет с ног на голову.
Девушку я ждал недолго, красавица не стала томить воздыхателя ожиданием, а явилась ровно через десять минут после меня.
– Пойдем, – ухватила она за руку мягкими пальчиками.
– Куда это? – Я откровенно любовался девицей, она была чудо как хороша в лунном свете.
– Тут рядом есть один сарай, там нас никто не увидит и не услышит, – шепнула красотка.
Ну и как было ей отказать? Скажу одно: если бы Гектор не потратил столько сил на то, чтобы научить меня не раздумывая реагировать на опасность, я бы не вышел из того сарайчика. Девушка пропустила меня вперед, тут же коварно пихнув в спину так, что я буквально влетел в пресловутый амбар. Моментально обманщица захлопнула тяжелую дверь, громко лязгнула засовом. Пятеро дюжих парней, истомившихся в ожидании, не говоря худого слова, кинулись на меня. У них были окованные медью дубинки, острые ножи и кулаки, как дыни, у меня – пара кинжалов в рукавах и один на поясе. Я не мог не победить.
Драка вышла жаркой, но чересчур суматошной, через пару минут все закончилось. Двое убитых, трое раненых, я весь в ссадинах и синяках, но главное – жив, а пара глубоких порезов не в счет. Зашью сам на себе, чем я хуже Рембо? Легкая хромота через неделю пройдет, это меня ловко пнул в колено вон тот труп. Дружелюбно улыбнувшись коварной обольстительнице, что как приклеенная прижалась спиной к входной двери, я аккуратно собрал кинжалы и, припадая на правую ногу, направился к выходу. К чему слова, если и так понятно, что, вместо обещанной большой и чистой любви, она привела меня в какой‑то местный притон на верную смерть.
– А ну, стой, – шипит девица.
– Что, надеешься, что я приму тебя на перевоспитание? – поражаюсь я.
– Да кто ты вообще такой? Откуда взялся на мою голову? – Девушка чуть не плачет от незаслуженной, по ее мнению, обиды.
– Доктор Лектор. – Я улыбаюсь краем рта, получается в меру иронично и остроумно, жаль, ей не понять.
Как ни странно, я в ней ошибаюсь, оказалось, что девица вполне способна уловить издевку. Я и заметить не успеваю, откуда та выхватывает нож, только красавица мигом оборачивается разъяренной фурией и с перекошенным от бешенства лицом прыгает на меня. Французы – сама галантность, но и русские не пальцем деланы. Хоть режь меня, не могу поднять руку на женщину. Я сбиваю ее ловким ударом ноги, тут же наступаю на руку, постепенно усиливая давление. Не потому, что я садист и обожаю разные увлекательные игры с кнутом, намордником и цепями, все гораздо проще: даже рухнув на пол амбара, девица не выпустила острый предмет, а оставлять такую фурию за спиной… Наконец, громко вскрикнув от боли, девушка разжимает пальцы.
– Так‑то лучше, – назидательно говорю я, – а то взяли моду: чуть что, резать кого не попадя.
Девица шипит что‑то ядовитое, хорошенький алый ротик гадко кривится, я предпочитаю не прислушиваться к брани. В конце концов, я ей не мама и не папа, чтобы мыть рот мылом за всякие грязные словечки. Я скидываю засов, беззаботно насвистывая, выхожу из чуть было не ставшего моей могилой сооружения.
Гектор задумчиво рассматривает меня сверху. Я с недоумением пялюсь на знакомую фигуру, пытаюсь встать, резкая боль с готовностью стегает по голове.
– Что такое? – шепчу я. – Откуда ты взялся, я же был… тут… по одному делу… – Я кидаю короткий взгляд, знает ли; понимаю: знает прекрасно.
– Ничего особенного, – хмыкает рыцарь. – Уходить из подобных мест рекомендуется особенно осторожно, расслабляться нельзя. Снаружи всегда дежурит один‑два человека, аксиома. Тебя просто ждали на выходе, только высунул голову из дверей – огрели дубинкой. Если бы не захотели отомстить, убили бы на месте.
Я передергиваюсь. Еще неизвестно, что лучше. Взяли бы живьем, потом долго изгалялись, думать не хочу, на какие гнусности способны такие вот примитивные, жестокие личности. Если власти их ловят, то сразу за шею развешивают по деревьям, в назидание людям и из любви к животным, чтобы поголовье воронов не сокращалось.
– Плохо, что нам нельзя вмешиваться, сообщить в местную мэрию, – продолжает рыцарь. – Наша миссия, как ты, конечно, помнишь, тайная.
Я вздыхаю, слабо переспрашиваю:
– А ты, значит, все равно вмешался?
Гектор ухмыляется:
– Сначала хотел проследить, куда это ты направился, не дождавшись меня. Затем стало любопытно, выпутаешься ли сам. Ну а когда запахло жареным, я не мог не вмешаться.
– Спасибо, – шепчу я.
– Забудь, – легко отзывается рыцарь, – в аду угольями сочтемся.
– Надеешься прямо туда? – От удивления голова перестает болеть, как бабка пошептала.
– Там посмотрим. Часок у тебя еще есть, чтобы окончательно прийти в себя, ну а потом – в путь‑дорогу.
Ревущее пламя иссушающим жаром пыхает прямо в лицо, а я все никак не могу согреться. Насквозь промокший плащ исходит густым паром, медленно высыхая, а на тяжелом, грубой ковки шампуре вращается небольшой поросенок, распространяя по всему трактиру чарующий запах. Слюни не то что текут, они льются ручьем, падают водопадом прямо в пустой желудок, но того на мякине не проведешь, настойчиво требует мяса. Такое впечатление, что в желудке завелись зубы, с такой силой он терзает меня изнутри, еще чуть‑чуть, и разорвет на части.
– Пива? – с немалым изумлением переспрашивает озадаченный Гектор. – Какого к черту пива, ты что, проклятый англичанин?
– Нет, – твердо признаюсь я, – просто пиво очень люблю.
– В такую погоду надо пить только вино, разогретое и с пряностями!