Я подождал, пока стук копыт не стих окончательно, и осторожно повел коня в глубь леса. Пора было подумать о ночлеге, не стоять же столбом до рассвета. Как только я остался один и горячка боя схлынула, меня тут же затрясло. Первый раз в жизни я участвовал в настоящем бою: убивал сам, и враги пытались убить меня. Это вам не мелкие стычки, где со всем управлялся Гектор, а я лишь берег его спину. Я осознал вдруг, что и меня, Роберта Смирнова, могут убить. Что уж скрывать, страшное, жутковатое ощущение. Хорошо, никто не видел, как я куксился. Часа два все никак не мог успокоиться, наконец ополовинил фляжку коньяка, которая нашлась в седельных сумках, лишь тогда отпустило.
До утра так и не уснул, только начинал задремывать, сразу чудилось, что я вновь в битве. Раз за разом пытаюсь отбить Гектора, но между нами кидаются все новые враги, а друга тем временем уводят куда‑то далеко. Мысль о том, что я оставил Гектора в беде, мучила меня. Утешало одно: раз пленника взяли живьем, значит, можно будет отбить, ведь мы, русские, своих не бросаем. Я планировал наутро вернуться к замку и все разузнать поподробнее. Против превосходящих сил противника действовать следует обдуманно. Да и не похоже, что Гектор обрадуется, увидав меня сидящим в соседней камере. Не для того он вернулся, чтобы я корчился на дыбе. Гектор настоящий рыцарь, он следует древнему принципу «сам погибай, а товарища выручай». Последую ему и я.
Легко сказать, трудно сделать. Последующие три дня по лесу разъезжали конные патрули, несколько раз меня не обнаружили только чудом. Я оголодал так, что опустился до мелкой кражи: ловко подкрался к идущей в замок телеге с овощами и стянул вилок капусты и несколько морковин. Морковки пришлось отдать забеспокоившемуся четвероногому другу, зато вилок достался мне в полную и нераздельную собственность. Я жадно грыз сырую капусту и рассеянно думал: «Нет, кролики – вовсе не дураки, кто скажет такое, тот грязно солжет. Господи, как вкусно‑то! Единственное, что в лопоухих удивляет, как они после капусты могут думать о бабах?»
Сам я мог думать лишь о большом куске мяса, хорошо прожаренном и со специями. На четвертый день патрули пропали, а господин барон во главе трех десятков воинов выступил в поход. Прямо в середине строя со связанными руками ехал Гектор, поводья его лошади бдительно держал в кулаке плечистый детина на вороном жеребце, по виду – оруженосец. Друга провезли буквально в двух метрах подо мной; в тот момент я, как некий Тарзан, удобно устроился на суку громадного дуба, который угрожающе навис над дорогой.
Я просидел так почти два часа в теплой птичьей компании. Сперва потомки динозавров грозно чирикали и взъерошивали перья, пытаясь изгнать конкурента. Затем успокоились, поняв, что я гнезда не вью, яйца не откладываю, даже червячков не клюю, а лишь тупо пялюсь на дорогу. Наверное, решили, что я малохольный.
Хотел я всего лишь подстеречь одного из людей барона, чтобы, обрушившись на него с высоты аки сокол, оглушить и напугать. А уж опосля выпытать все насчет захваченного рыцаря, потому я не на шутку обрадовался, увидев, что Гектор сам выезжает мне навстречу. Все‑таки побаивался я прыгать на совершенно незнакомого человека: а вдруг он герой и сам возьмет меня в плен? Или я промахнусь и упаду рядом, а тогда бери меня голыми руками или топчи лошадью?
Я оценивающе осмотрел пленника: не похоже, чтобы его пытали, по крайней мере, в седле держится так же уверенно, как и всегда. Лишь черные круги под глазами да плотно сжатые губы выдают владеющее им напряжение. Но если до сих пор не пытали, это вовсе не значит, что так оно и будет продолжаться. Не для того ли везут, чтобы передать в чьи‑то ждущие руки? Если бы отдавали за выкуп, зачем тогда связывать? Возьми с пленника честное слово, да тот сам деньги привезет, лишь бы твою поганую морду больше не видеть! Выходит, дело совсем не в выкупе, уж не к англичанам ли везут Гектора?
Не в первый раз рыцарь попадает в плен, три месяца назад я уже выручил его, да и сейчас, кроме меня, здесь больше никого нет. За прошедшее время я немного изменился, уже не лекарь, еще не воин, кто же я? Человек, который не бросит друга в беде. То, что Гектора вывезли из замка – прекрасно. Намного удобнее отбить пленника в дороге, где нет высоких стен и крепких дверей, какие еще надо преодолеть. Отсутствуют широкие рвы с холодной водой и узкие извилистые коридоры, по которым туда‑сюда носятся вездесущие слуги, которые все подмечают и знают всех обитателей замка в лицо.
Терпеливо дождавшись, пока колонна скроется за поворотом, я быстро спустился вниз и вприпрыжку подбежал к коню, то и дело спотыкаясь о корни деревьев и оскальзываясь. Тот лишь тяжело вздохнул, глянул укоризненно большими влажными глазами, как бы говоря: «Ну что вы за странные звери, люди? Вот все время пользуетесь нашей добротой и незлобивым характером! Все три месяца, что тебя знаю, чудишь без остановки, никак не угомонишься. Да взять хоть последнюю неделю. Для начала ты прямо среди ночи вытаскиваешь меня из теплой конюшни, чтобы проехать каких‑то десять минут. Затем мы три дня торчим в холодном лесу, хотя до конюшни буквально копытом подать. А теперь прибегаешь взъерошенный, ни мне здрасте, ни поцеловать в теплый нос. Другой бы хоть по холке погладил для приличия, а ты сразу пристраиваешься на спину. Я ведь, между прочим, успел по тебе соскучиться!»
Мне становится стыдно. Чехов стыдился маленькой собаки, так это ж доктор старой закалки, настоящий интеллигент. Я всего лишь фельдшер, у меня и чувства грубее, и пенсне нет. Мне позволительно виниться только перед лошадью, мельче существа не замечаю.
– Обещаю, друг, – проникновенно говорю я, – в первой же деревне клянусь напоить тебя ключевой водой, накормить отборным зерном. А теперь – поехали.
Первые два дня мне упорно не везло. Ночевать барон останавливался в больших деревнях, выставляя охрану как вокруг, так и внутри трактира. Я, конечно, очень быстр, но арбалетная стрела куда шустрее. Третью ночь отряд Ле Берга провел со всеми удобствами в замке у подобного же барона. Всю ночь мы с конем, грустные и нахохлившиеся, слушали веселые звуки пира, разносящиеся по всей округе. На четвертую ночь мне наконец‑то улыбнулась удача. Отряд заночевал в густом лесу, в центре большой поляны запалили костер, рядом привязали лошадей. Пленника вместе с бароном разместили в просторной палатке.
Через два часа после полуночи, в самый сон, я потихоньку начал красться к костру. Тот уже потух, лишь багровые уголья мягко светились из‑под пепла, как будто стая крупных хищных зверей внимательно следила за окружающим. Это только кажется, что в умении бесшумно передвигаться нет ничего особенного. Я и сам так думал, пока не попробовал. Под утро, когда вся природа сладко спит, малейший шум разносится очень далеко. А если ты еще сдуру ступишь в сухой валежник…
– Тревога! – пронзительно завопил чей‑то испуганный голос. – Нас окружают!
От неожиданности я подскочил на целый фут, резко обернулся к кричащему, ожидая увидеть неведомых врагов, что взяли сонный отряд в безжалостные клещи. Перед лицом по‑змеиному тихо прошелестел арбалетный болт.
– Вот он, – продолжал разоряться бдительный часовой, опасливо тыча в мою сторону копьем из‑за дерева. С места он при этом не сходил, да ведь и устав караульной службы запрещает часовому покидать пост.
Я развернулся и бросился бежать в глубь леса под азартные крики проснувшихся воинов, правда, те преследовали меня недалеко, метров тридцать. Дальше остановились и, как люди опытные, решили, что впереди может быть засада. Больше в отряде до утра никто глаз не сомкнул, все ждали повторной атаки. Разумеется, не дождались, я не настолько глуп. Отряд выступил на рассвете, а уже в обед разделился надвое. Большая часть, во главе с бароном Ле Бергом, повернула налево, Гектора повезли прямо.