Несколько мгновений он пристально разглядывает меня, затем поворачивается к Екатерине.
– Ваше величество, – негромко заявляет Оуэн. Сейчас как никогда в его голосе отчетливо звучит валлийский акцент, – Полагаю, вы и в самом деле кое‑чем обязаны Роберу за спасение моей жизни.
– Не так уж и обязана! – сварливо замечает женщина. – Подумаешь, подвиг. Дарую ему кошелек золота и мое королевское прощение за то, что влез ко мне среди ночи, и пусть катится на все четыре стороны!
– Вот так дешево вы цените мою жизнь, ваше величество? – холодно спрашивает Оуэн.
Густые брови сошлись к переносице, крылья носа гневно раздуваются, глаза мечут молнии.
– А почему это я должна ценить ее дороже? – тут же парирует Екатерина.
Королева, выпрямившись во весь свой небольшой рост, скрещивает тонкие руки на высокой груди. Нос вздернула, губы сжала, взглядом хоть танковую броню плавь, больше двух секунд ни один бронированный монстр не выдюжит.
Напряжение в спальне явственно сгущается. Не выдержав, пес подает было голос, тут же в унисон раздается гневное: "Молчать!". Битва взглядов продолжается еще с полминуты, затем Оуэн низко кланяется и ледяным тоном заявляет:
– Как вам будет угодно, ваше королевское величество!
Крутанувшись на каблуках, он идет к выходу из спальни печатая шаг. Каблуки вбивает в пол с такой яростью, что каменные плиты явственно подрагивают. Громко хлопает входная дверь, Екатерина вздрагивает.
– Ты, это ты во всем виноват! – шипит она, с ненавистью глядя на меня. – Мерзавец! Какой же ты негодяй! Почему, ну почему я не кликнула стражу!
Помолчав, заламывает руки, в голосе отчаяние:
– Но что же теперь делать? Боже, подскажи что мне делать? Сейчас Тюдор не послушает и самого дьявола! В прошлый раз он вот так же исчез и вернулся только через два месяца!
– Полагаю, я смог бы его вернуть, – громко заявляю я. – Если узнаю то, что меня интересует, я еще успею его перехватить.
Какое‑ то мгновение Екатерина разглядывает меня бешенными глазами, и я тихонько радуюсь, что в руках у женщины нет никакого оружия. Наконец она сдается.
– Вы действительно любите Клод? – спрашивает она как‑то тоскливо.
Я киваю, не сводя с нее глаз.
– Замок Буврей, что в Нормандии, – бросает Екатерина, и тут же поджимает губы, словно жалея о вырвавшихся словах.
– Спасибо, – говорю я искренне. – Благодарю вас, ваше величество. С вашего позволения я побежал, мне еще надо найти сэра Оуэна.
Королева дергается, то ли пытаясь схватить подсвечник и пойти со мной, то ли перекрестить меня на дорогу. Я отмахиваюсь:
– Нет‑нет, не провожайте меня. Я уйду через окно, как и пришел, так оно будет вернее.
Когда, грязно ругаясь, Оуэн влетает в конюшню, я уже тут как тут. Цыкнув на заспанного конюха, трясущимися руками он начинает седлать холеного вороного жеребца.
– Девушка, которую люблю, – негромко замечаю я. – отличается вспыльчивым характером. Она своевольна, и никогда не прислушивается к чужому мнению.
Тюдор, не обращая никакого внимания на мои слова, водружает седло на спину жеребца.
– Мне повезло полюбить самую удивительную девушку на свете. – размеренно продолжаю я. – Она чудесная, удивительная, а еще она сводная сестра королевы Англии. Ее с детства воспитывали как принцессу, а она полюбила простого рыцаря, это ли не чудо?
Валлиец заканчивает седлать коня, я молча гляжу на него, и наконец он поворачивает ко мне покрасневшее от гнева лицо. Не успевает Оуэн рта открыть, как я заявляю:
– Такая женщина – большая драгоценность, и быть рядом с ней – непростое испытание.
Я делаю шаг вперед, и кладу руку на плечо Тюдора.
– Когда‑то я не понимал, что следует дорожить каждым мгновением проведенным рядом с любимой. Жизнь жестоко наказала меня.
Оуэн глядит недоверчиво, губы поджал, на высоком лбу собрались морщины. Вздохнув, я убираю руку.
– Поверь, – говорю я устало, – сейчас ты нужен ей больше всего на свете. Собственно, ты единственное, что у нее есть.
– Болтун, – хмыкает Тюдор криво ухмыляясь.
Огонь в его глазах медленно гаснет, плечи опускаются, он тяжело вздыхает. Подумав, спрашивает:
– А что, у Жанны и в самом деле тяжелый характер?
– Не тяжелее, чем у сестры! – фыркаю я.
Переглянувшись, мы одновременно улыбаемся.
– Подсказала?
Я киваю.
– Душа у нее добрая, – подумав, заявляет Оуэн, я вежливо киваю.
– Кстати, – говорю я откашлявшись, – просто чтобы все до конца прояснить… В общем, сжег я те карты. Не сердись, но там зло.
– Да я не сержусь, – хмыкает Оуэн. – Главное, что мы здорово пощипали орден, отчего власть Екатерины только усилилась. Ну а то, что ты первым успел меня оглушить – так тут кому повезет.
Он подмигивает, в голосе веселье:
– Признаюсь честно, я опоздал всего на пару мгновений. Уже и место прикинул, куда влуплю.
Я только качаю головой. Похоже, родственничек мне достался еще тот. Ведь когда я найду Жанну, и если у нас с ней все получится, то мы с чертовым Тюдором будем женаты на сестрах, не так ли?
– Ну, я пошел? – спрашиваю я, вытягивая повод оседланного жеребца из твердой, словно вырезанной из дерева, ладони валлийца.
Несколько секунд Тюдор глядит на меня с недоумением, затем, расхохотавшись, хлопает по плечу. Морщась, я незаметно растираю ушибленное место, рука у валлийца словно отлита из свинца.
– Эй там! – кричит он гулко.
В дверь конюшни тут же просовывается мятая со сна физиономия, волосы всклокочены, сонные глаза выпучены от усердия.
– Проводи моего гостя до ворот и передай, что я разрешил его выпустить, – повелительно бросает Оуэн.
– Спасибо, друг, – говорю я.
– Скачи уж, – улыбается тот, – но чтобы в спальню к Екатерине в последний раз!
Уже через минуту я возвращаюсь обратно.
– Что‑то забыл? – спрашивает Оуэн.
– Я должен кое о чем тебе рассказать, – опускаю я голову.
– О чем же? – хмурится Оуэн.
– Понимаешь, я же не знал, что ты – тот самый чертов Тюдор, ну вот и придумал про тебя дюжину баек, – покаянно признаюсь я.
– Каких еще баек?
– Ту, где тебе надо было побороть людоеда и, гм, победить ведьму. А еще ту, где ты попал в плен к ирландцам, и они хотели сделать из кожи с твоей задницы барабан. А еще…
– Хватит! – рявкает Тюдор. – Так вот кто распускает эти грязные слухи, а я‑то думал!
Он молчит, и наконец я поднимаю глаза. Как ни странно, Оуэн улыбается.
– Силен, – говорит он, качая головой, – тебе бы придворные летописи сочинять. Но давай договоримся: больше обо мне никаких врак. Я теперь человек семейный, и не хочу, чтобы жена расстраивалась.
– Идет, – заявляю я с облегчением. – Больше никаких анекдотов!
С лязгом выходит из пазов тяжелый засов. Скрипят, распахиваясь тяжелые створки ворот, долго гремят толстые, с бедро взрослого мужчины, железные цепи. С гулким грохотом опускается подъемный мост, и я пускаю жеребца рысью. Пылающий в руке факел отвоевывает у ночи маленький круг света, и я боюсь, что вороной сломает ногу. Я отбрасываю факел в сторону, едва начинает светлеть. Рассвет я встречаю в лондонском порту, и уже через пару часов корабль поднимает якорь.
У меня есть деньги, и я знаю, где прячут любимую. Все, что осталось – верные друзья, что помогут в освобождении Жанны. И я кажется знаю, где их найти.
Не так уж и сложно отыскать нужного человека в большом городе, пусть даже и в столице. Просто обходишь по порядку все таверны, постоялые дворы и кабаки, окидывая пирующих быстрым взглядом. Рыцарь, какого я ищу даже на фоне рослых баварцев заметен, словно слон в стаде буйволов. В десятом по счету кабаке я его и нахожу. Подсаживаюсь за стол без приглашения, молча, без улыбки гляжу ему прямо в глаза.
Поначалу он не верит своему счастью, и, ругнувшись, ошеломленно на меня пялится. Затем с ревом протягивает толстую как бревно руку и хватает меня за горло. Твердые пальцы стискивают шею, в маленьких, глубоко упрятанных глазках плещет искреннее ликование. Я не сопротивляюсь, сижу спокойно, даже не делая попытки освободиться.