— О нет, Мастер! Я изо всех сил пытаюсь…
— Не нужно оправдываться. Как я уже говорил тебе, ты должен сохранить свои мужские желания. Я собираюсь время от времени заставлять тебя работать передо мной.
— О, какой стыд!
— Отнюдь! В процессе дрессировки ты можешь позволить себе сохранить лишь одно достоинство — свою принадлежность к мужскому полу. Если бы ты лишился полового влечения, я ни за что не стал бы возиться с тобой. Терпеть не могу «псевдоженщин». Когда я хочу женщину, я беру ее, но когда я имею своего раба, то прекрасно помню, что он мужчина. И у него тоже есть черенок, за который так удобно держаться!
— О Мастер! Вы говорите такие слова…
— А теперь давай-ка, работай бедрами! Или я возьмусь за плетку! Так… теперь немного быстрее… Следи за ритмом розог… Ведь именно такой ритм заставляет тебя задыхаться от желания! Видишь, с тех пор как я занялся твоим воспитанием, ты научился двигаться гораздо проворнее. Ну-ка! Делай, как надо! Вот так! Ты мне сейчас напоминаешь одну гравюру из моей коллекции, на ней была очень подходящая к тебе подпись: «Ему казалось, что весь он — один огромный зад, подставленный под жестокую порку». Уверен, тебе в этот момент тоже представляется, что ты и есть всего лишь одна бесстыдная часть твоего тела. Как там мазь? Действует?
— О да… Я чувствую ее действие с тех пор, как принял эту позу…
— Тогда продолжай двигаться. Твое вознаграждение близко. Дама, о которой ты мечтаешь и которой ты сейчас мысленно вставляешь, развратник, скоро позволит тебе насладиться… да… позволит… если только тобой не завладеет другая! Ну-ка, посмотри на следующий рисунок…
Ах, это был потрясающе мучительный рисунок! Поперек кровати лежал обессилевший юноша, а над ним возвышались мощные бедра и тяжелый зад женщины, оседлавшей его после насилия и борьбы. Его пенис, символизирующий тщеславное мужское достоинство, был безжалостно поглощен ее ненасытной вагиной. При этом зрелище возбужденный раб хрипло застонал.
— Это впечатляет тебя, малыш? Ты говоришь себе: этот молодой человек утратил собственную волю, и тебе хочется оказаться на его месте. Потерпи немного. Ты тоже вскоре лишишься всякой воли. Когда завертишься под моими розгами, сам того не желая… Вот так… так… Видишь? А теперь попробуем иглой. Чувствуешь ее? Здесь… и здесь… и несколько уколов пониже…
— Ай! Ай! Мастер!
— Ну вот, твой дротик задвигался еще быстрее, чувствуешь это, развратник? И не смей даже заикаться, что не хотел этого. Расслабься, и позволь своему телу самому решать. А если это тебя слишком унижает, можешь немного посопротивляться для виду… я как раз собирался снова выпороть тебя розгами, и учти, ты должен вытерпеть все! В том футляре, который я одел на твой член, ни один раб долго не сопротивляется. А вот если бы это была настоящая вагина… Но это у нас еще впереди. Как-нибудь я приглашу на наш урок Патрисию и поставлю тебя с наполовину высунутым членом на колени между ее бедрами и буду охаживать тебя плеткой, а она будет запрещать тебе кончать. Только подумай, какой это будет прекрасный урок для твоего образования? Ну же! Пошевеливайся!
— Мастер, то, что…
— Хотя ты ведь уже видел подобное на рисунке. Помнишь, на нем был ученик со связанными руками. Он стоял на коленях перед креслом, вонзившись в обучающую его даму, одетую в кружевное дезабилье и лаковые сапоги, доходящие почти до самой щели. И всякий раз, как конец ученика дергается, ее прекрасные обнаженные груди под трико из черной сетки немного напрягаются. И когда она наконец решает, что ему пора кончить, знаешь, что она делает для этого? Она зажимает его сосок ногтями и…
— Мастер! Не рассказывайте больше, умоляю! Я больше не выдержу!
— Прекрасно! Тебе прекрасно известно, что это означает! Напоследок я напомню тебе о прошлом лете, о Манеже! Помнишь, я тогда нарядил тебя, словно пажа, в атласные лосины для выездки, с разрезом сзади, чтобы оставить твой зад оголенным. Я привязал тебя перед зеркалом, чтобы ты видел, какой ты милашка, и ты, конечно же, возбудился. Сам я был облачен в шелковое трико и высокие сапоги с белыми отворотами, что составляло прекрасный контраст с твоим костюмом. Я тщательно разогрел твои ягодицы розгами, как и сегодня. И при этом я держал тебя за конец, двигавшийся вперед-назад в ритме ударов. Ты стонал от удовольствия не меньше, чем от боли, но тебе было так стыдно, что ты не хотел спускать. Ты бормотал всякую чушь, вроде: «Только не так, Мастер! Это слишком унизительно!» Напомнить тебе, как я заставил тебя кончить?