Раб за решеткой что-то пробормотал и сильно сжал руками прутья свой тюрьмы. Заметив это, Барбара почувствовала наслаждение при мысли, что вскоре эти мускулистые руки полностью обессилят, повинуясь одному ее желанию. (Барбара)
Наконец, чтобы еще больше усилить наслаждение, Барбара села на скамейку и, подняв платье до самого живота, занялась онанизмом прямо перед глазами возбужденного раба. (Барбара)
…она прокрутила колесо, чтобы перевернуть раба вниз головой… Одну ногу она поставила на приставную ступень, и, как и обещала, направила струю спермы на свой сапог. (Барбара)
И наконец, вдев ноги в стремена, она оседлала своего «коня», вставила себе в щель еще содрогающийся член, и пустилась в необузданную скачку, насилуя свою жертву. (Барбара)
— Я не решаюсь повторить… Они говорили нехорошие вещи, это было что-то неправильное… несправедливое!
— А именно?
— Что вы опасная женщина и доводите влюбленных в вас мужчин до постыдного состояния. Они обсуждали, что заставило вас спустя двенадцать лет отсутствия снова появиться в нашем доме. И еще они говорили, что не стоит принимать вас снова.
— И ты поверил этому?
— Конечно нет! На следующий же день я попытался защитить вас. Я сказал, что ваша красота свидетельствует о вашей доброте. Они назвали меня простаком. Папа, который до сих пор мыслит понятиями времен сдачи экзамена на степень бакалавра, сравнил вас с колдуньей Цирцеей. Тогда я спросил, когда мы снова сможем увидеть вас, в ответ на что мне запретили даже пытаться вас пригласить. И хотя мои родители всегда служили для меня примером, я думаю, что они несправедливы к вам, и… если бы я смог увидеться с вами еще хоть раз… вы бы заинтересовались мной… и, возможно, подарили бы мне капельку вашей любви.
Мадам де Варенн встала.
— Все, что сказали обо мне твои родители, — правда, дурачок. Но их опасения насчет тебя напрасны, меня никогда не интересовали такие зеленые мальчишки, как ты. А теперь ты уйдешь из моего дома и никогда больше не приблизишься к его дверям. А чтобы за тобой получше присматривали, я немедленно сообщу твоим родителям.
— О, только не это, милая тетушка! Пожалуйста, не прогоняйте меня! И я умоляю вас, не сообщать родителям, иначе они меня из дома не выпустят!
— О том и речь, ты не должен приходить сюда.
— О нет! Клянусь, я люблю вас! Я думаю только о вас! Я с ума схожу! Умоляю, позвольте мне бывать у вас! Я буду послушным. Никогда ни о чем не попрошу. Только видеть вас иногда!
— Нет, говорю тебе!
— О, пожалуйста… не говорите так…
Он бросился мадам де Варенн в ноги, изо всех сил обхватив их руками. Запрокинув голову, он устремил на нее умоляющий взгляд. Она смотрела на него строго и долго не говорила ни слова. Внезапно она заметила, что его взор затуманен, и в этот момент юноша наклонил голову, подставляя щеку. Она позволила ему немного потомиться в этой позе, в состоянии ожидания чего-то, а затем отступила от него.
— Что ж, — промолвила она, — если ты действительно чувствуешь все так, как говоришь, я, пожалуй, не стану звонить.
— Благодарю вас, тетя!
— Но у меня есть условие.
— Все, что угодно! Спасибо! Вы так добры!
— Ты пришел ко мне без приглашения и против воли своих родителей. Ты ослушался их специально, прекрасно отдавая себе в этом отчет в своем деянии. Более того, в своих мыслях ты допускал очень непристойные желания к своей тете. Не пытайся это отрицать! Ты ведь мечтал вовсе не о моем голосе или глазах, как ты говорил. Признайся, ты, маленький развратник, думал о моих ногах, а возможно, о моих бедрах?
С этими словами она подошла к поднявшемуся юноше, не спуская с него взгляда. Внезапно она схватила его за брюки в паху и сжала половые органы.
— А здесь… да, с этим у тебя все в порядке. Значит, то, что я чувствую сквозь твои брюки… что происходит здесь, когда ты думаешь обо мне? И что происходит с тобой сейчас, маленький негодник?
— О тетя, не трогайте меня там, прошу вас!
— Молчать! Я имею право трогать тебя, где захочу. И это только начало! Тебя следует наказать за твое непослушание и похоть. И раз уж ты так боишься, что я позвоню твоим родителям, я не стану этого делать, я сама накажу тебя, прямо здесь и сейчас.
— Конечно, тетя! Я все понимаю. Вы снова отхлестаете меня по щекам, да? По мне, так это куда лучше, чем разговор с моими родителями.
Она взяла его за уши и, приблизив его лицо к себе, произнесла своим низким холодным голосом: