— Я позволяю обожать себя только по моему приказу! — прикрикнула она. — А теперь веди меня в комнату.
Он подчинился и, стоя на четвереньках, подполз к тяжелой двери и отворил ее. Эта зловещая комната всегда вызывала у Барбары сильнейшую дрожь от предвкушения и возбуждения. Здесь были собраны все приспособления для удовлетворения жестоких страстей: колесо, позорный столб, табурет и скамейки, утыканные гвоздями, блоки для подвешивания, арсенал плеток, хлыстов и шлепалок, а также разнообразные ошейники, цепи, иглы, нагреватель-паяльник. Одним словом, тут можно было найти что угодно для связывания, порки и других пыток. Некоторые из этих приспособлений Барбара уже опробовала, а сейчас она приказала рабу самому подготовить веревки и блок для подвешивания. Наблюдая за ним, она внезапно возбудилась. Тогда Барбара притянула мужчину к себе, просунула палец в кольцо, надетое на яйца, чтобы предупредить возможное сопротивление, и все еще затянутой в перчатку рукой со всего маху шлепнула раба по заду.
Но пока это была всего лишь прелюдия, она принималась за дело по-настоящему, только облачившись в один из своих костюмов, состоявших из эластичного трико и тяжелых сапог наездницы, которые иногда заменяла на превосходные шнурованные ботинки на тонком каблуке. Она считала, что такая обувь не только является символом женского деспотизма, но и оказывает наилучшее действие при порабощении мужчин, поскольку очертания затянутых в кожу ног действуют на них гипнотически.
Барбара взяла раба за уши, заставляя его смотреть прямо на себя, и, впившись в него холодным взглядом, сказала:
— Для полноты ощущений я сначала надену мой любимый наряд. Вот посмотришь, какой я буду красивой. А ты проведешь время ожидания в мучениях. Я хочу, чтобы ты думал обо мне, сидя на этом табурете.
— О! На гвоздях!
— Да. И я хочу, чтобы ты сел на них по собственной воле, чтобы мне не пришлось применять хлыст.
С этими словами она начала медленно наступать на мужчину, заставляя его пятиться. Наконец ему под колени ткнулся край табурета.
— Поскольку ты беспрекословно подчинился мне, — сказала Барбара, — я позволю тебе сесть на табурет как можно осторожнее. Я не буду тебя подталкивать, и не стану садиться на тебя сверху, когда ты окажешься на гвоздях. А теперь давай… Делай, что я говорю.
Соблюдая осторожность, раб покорно сел на табурет, после чего Барбара приковала его к сиденью и вышла.
Когда она вернулась, на ней было длинное платье с корсетом, красные сапоги и длинные перчатки из восхитительной белой замши. Мужчина инстинктивно дернулся, движимый желанием пасть перед ней ниц. Но его оковы не позволили ему даже привстать, только гвозди еще сильнее впились в его плоть, заставив его тихо застонать. Его порыв не остался незамеченным.
— Недавно ты хотел поцеловать мне ноги, а я тебе запретила, — насмешливо сказала Барбара. — Сейчас я, возможно, позволю тебе это. Смотри!
И, приподняв подол платья, она стала прохаживаться перед мужчиной, демонстрируя ему свои сапоги с провоцирующей небрежностью.
— Ну, что, ты убедился, что я говорила правду? Скажи, ведь тебе сейчас еще больше хочется припасть к моим стопам, ласкать затянутые в кожу ноги, прижаться головой к моему животу, ощутить все мое тело. Знаю, тебе хотелось бы господствовать надо мной, чувствуя, что нас разделяет лишь тонкая ткань платья и возбуждающе строгий корсет? Только этому не бывать! Кобель! Ты беспомощен! Ты возбужден, но не можешь даже пошевелиться, чтобы выказать мне должное почтение! Ну же! Полюбуйся на меня! Можешь восхищаться моей красотой… обожать меня… издали!
Мужчина, казалось, обезумел от боли и желания, он напрягся в мучительном усилии.
— Что ж, — холодно заметила Барбара. — Следует уважать тот пыл, с которым ты рвешься поклоняться моей красоте и моим ногам, затянутым в кожу. Посмотрим, будешь ли ты столь же усерден под плеткой!
И она принялась стегать раба цирковым бичом. Она не торопилась, била без жалости, но и без гнева, словно в целях эксперимента. Мужчина стонал, иногда вскрикивал, он пытался остаться неподвижным, напрягая мускулы при каждом ударе, но ни разу за все время, пока Барбара его стегала, он не отвел от нее взгляда.
Его выдержка понравилась Барбаре.
— Ты все еще обожаешь меня? — спросила она.
— Да, моя королева, мое божество, моя госпожа!
Она освободила его, и раб встал, еще пошатываясь от боли. Он не медлил, и едва она сделала шаг назад, он распростерся перед ней и принялся страстно лизать и ласкать ее ноги, наслаждаясь перерывом в своих мучениях.