Резкая боль пронзает мою ладонь, я зажмуриваюсь и смотрю на руку. Ожидаю увидеть какую-нибудь ранку, которую не заметили лекари, но все, что я вижу, это мозоли и линии. Нет ни пореза, ни раны.
Я сжимаю и разжимаю руку, будто трогаю острие этого призрачного жала – привычка, за которую я получу пощечину, если кто-нибудь из мастеров поймает меня за этим занятием. У нас не должно быть никаких тиков, любые способы снять напряжение под запретом – разрешены только те механизмы преодоления, которые мы тщательно конструируем в своем сознании. Наши тела должны быть гладкими, сильными, без единого шрама – спасибо лекарям, что состоят на службе у Тиллео, хотя каждого из нас избивали до полусмерти день за днем, а затем возвращали к жизни. Нас травили, с нами грубо обходились, нас тренировали и оттачивали наши навыки лишь для того, чтобы подготовить к этому… Торгу.
Сегодня нас ждет новая жизнь. Сегодня день, когда члены Орденов Убийц соберутся, чтобы посмотреть, кто из нас достоин, а кто годен лишь для торговли телом.
От этой повинности мы в основном были избавлены, пока находились тут, в Приюте.
Я вздохнула и принялась пальцем разбирать пряди, пытаясь избавиться от гнезда, в которое превратились заплетенные Вилик косицы – я хотела, чтобы вернулся мой обычный пробор.
Из-за стены, выложенной коричневым песчаником, доносится сдавленное кряхтение – в мужской купальне рабы клинка либо решили побороться, либо потрахаться. Невозможно определить, что именно там творится. Я уже давно поняла, что звуки, издаваемые несчастными в агонии, мало отличаются от тех, что мы издаем в порыве страсти. Не то чтобы я много знала о страсти.
Случайная возня с рабыней клинка едва ли вызывала в моей душе хоть какой-то отклик – не говоря уже о том, чтобы меня охватила страсть. Некоторые девушки заставляют друг друга кричать под одеялом ночью так же громко, как они вопят на ринге от глубокой раны, сжимая в руках острый меч.
Я знаю, что страсть существует в этом мире. Мне даже пару раз предлагали рассказать – и показать, – чего все носятся с сексом, но я с немногими смогла сблизиться. Доверие – это смертный приговор, который тебе обязательно вынесут – так или иначе.
Я стою в купальне, воздух затхлый и сухой, и влага быстро испаряется с кожи. Я оглядываюсь вокруг, изучая некогда белую мраморную плитку под ногами – из-за высокого содержания серы в воде она пожелтела: ее добавляют, чтобы грязь лучше отмывалась.
Шестнадцать металлических ванн, установленных в четыре ряда, проржавели, мыло настолько кислотное, что разъедает жесть так же, как оно разъедает кожу, если долго не смывать пену. Здесь пахнет плесенью, тревогой и изнеможением. И как бы я ни была счастлива, что больше никогда не увижу эту комнату после Торгов, но это все, что я знаю в этом мире. От этого осознания внутри меня все напрягается. Такого я не ожидала. Это не грусть, не тоска – беспокойство. Я так долго ждала дня, когда наконец вырвусь из этой тюрьмы, что теперь меня охватывает паника – а вдруг то, что ждет меня дальше, окажется еще хуже?
Я никогда не позволяла себе думать об этом; не было такого момента, когда я задумывалась – а доживу ли я до этого дня? Я была осторожна – не позволяла разуму забредать слишком далеко в будущее. Но сегодня я не могу отогнать от себя печальных мыслей. Не тогда, когда возможность худшего будущего дышит мне в затылок, как надсмотрщик, что любит распускать руки после ночной пьянки.
Представители восьми элитных домов-убийц прибудут в Приют сегодня днем. Мы будем ждать их с нетерпением, одновременно пытаясь доказать им, что мы достойны их Ордена. Некоторые из них лучше, некоторые хуже. Некоторые более жестокие и опасные, как, например, Орден Медведей. Другие благородны и изящны, как Орден Лисиц. У каждого раба клинка есть тайное желание попасть в определенный Орден, но это всего лишь мечта, надежда. А в таком месте, как это, надежда может убить тебя быстрее любого смертоносного оружия.
Я выхожу из купальни, прохожу мимо Хорда – он шлепает меня по заднице, но я не обращаю на него внимания. Шлепок его ладони о мою влажную кожу громкий, но я держу голову прямо и смотрю перед собой. Нет смысла получать порку второй раз за день. Хорд позволяет себе вольности, но он не так плох, как мог бы быть. Я спокойно сношу его отношение и потому не привлекаю внимания более опасных хищников – тех, кто любит, когда жертва сопротивляется и кричит. Это доставляет им удовольствие.