Крит отходит в сторону, его место занимает Тиллео – он нависает надо мной. Я смотрю на герб из чистого золота, лежащий на груди моего хозяина, и жду, когда он отлучит меня от Торгов или накажет за рассеянность.
Он протягивает руку, и я еле сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть. Однако он просовывает палец под темно-синий шелк на моей шее, скользит вниз по груди, касается соска и опускается еще ниже – я чувствую, как костяшки чужих пальцев касаются моего живота. И останавливается он только тогда, когда касается металлического замочка над моей промежностью.
Я хочу задержать дыхание, но останавливаю себя – заставляю воздух входить и выходить из легких равномерно, ожидая, что он будет делать дальше.
Кажется, вечность проходит, прежде чем Тиллео отрывает руку от моего платья, тянется вниз и расправляет полоску ткани, свисающую между моими бедрами, чтобы я прочувствовала этот унизительный миг. Его ладонь касается моей гладкой кожи, замирает на мгновение, и он, наконец, отстраняется.
Мне требуется все самообладание, чтобы не отреагировать на его нежелательное прикосновение. Я хочу отпрянуть, но знаю, к чему это может привести. Некоторые любят боль больше, чем удовольствие. Кроме того, я уже знаю, что Тиллео нравится испытывать меня подобным образом. Это игра, которая приносит ему большое удовольствие, – особенно, учитывая мое поведение здесь.
Когда начались уроки соблазнения, я отказалась их посещать. Мастер Лайра набросилась на меня тогда и наказала так, что я думала, умру. Но, к моему удивлению, в дело вмешался Тиллео и позволил мне оставить эту часть нашего обучения. Мне было разрешено не учиться соблазнять, завлекать и терпеть прикосновения. Я думала, Тиллео не хотел тратить впустую то, что он уже вложил в меня. Я была готова скорее умереть, чем подчиниться. Но позже я узнала, что он задумал на самом деле.
Непрошенные воспоминания рвутся из клетки и пытаются наброситься на меня, но я умудряюсь запихнуть тревогу, подползающую к горлу, подальше. Я могу это вытерпеть, говорю я себе – до тех пор, пока Тиллео не захочет большего. Если он желает просто коснуться меня, я могу это пережить. И прошлое не утянет меня на дно, если он на этом остановится. Но если он попытается надавить, предупреждает мой разум, я знаю, что совершу какую-то глупость. Прямо как Линэ – и то, что Тиллео приготовил для нее – детская забава, по сравнению с тем, что он сделает со мной, если я попытаюсь применить навыки, которыми он меня обучил, против него.
Я дышу ровно и размеренно, внешне не показывая, что за буря мечется внутри меня. Кажется, в комнате становится жарче, все кругом ждут, что же будет дальше.
– Не знаю, где ты витаешь, Осет, но все остальные тут, со мной, – укоряет Тиллео, ущипнув меня за подбородок.
Он поворачивает мое лицо, рассматривает розовую кожу и припухлость от удара на щеке и у глазницы. Крит видит след своего кулака на моем лице и улыбается шире. Тиллео не может пропустить подобной реакции и пристально смотрит на охранника. А затем вновь вперяет жесткий взгляд в меня и угрожающе произносит:
– Хочешь, чтобы вместо умения владеть клинком мы выставили на Торги твои дырки?
Я ничего не говорю, зная, что он все еще играет со мной, как скучающий кот с мышью.
– Говори, – приказывает он, и я знаю, что сейчас он делает то же, что проделывал много раз с другими рабами.
– Нет, хозяин. – Мой голос звучит ровно, но сердце колотится в груди так сильно, что я боюсь, что он это почувствует.
– Может, мне сделать тебя домашней шлюхой, определить тебя в казармы, где ты можешь мечтать, сколько душе угодно, пока мои воины пользуют твою тугую дырочку и ломают твое крепкое тело?
– Нет, хозяин, – повторяю я, хотя мой желудок сжимается от его угроз.
Он наклоняется ближе, его губы касаются мочки моего уха, и я подавляю предательскую дрожь, что готова устремиться вверх по позвоночнику и прикончить меня.
– Я возлагаю на тебя большие надежды, рабыня, – шепчет он так, чтобы только я слышала его слова. – Я позволил тебе здесь задержаться. Я дал тебе свободу в обучении в благодарность за то, что ты расчистила мне путь и избавила от Дорсина, но на этом моя щедрость заканчивается. Ты меня понимаешь?
Я проглатываю свое несогласие. Тиллео может говорить, что хочет мне добра или каким-то странным образом возвращает долг, но это не так.
Я знаю этого монстра слишком хорошо. Ему что-то нужно от меня, и он хочет, чтобы я чувствовала себя обязанной, благодарной, чтобы я сама захотела дать ему все, чего он пожелает.