– Маленькая шлюшка, – нараспев произносит он, углубляясь в комнату. – От меня все равно не спрячешься. – Крит вновь осматривается и, намотав концы ремня на руки, словно огромную гарроту[2], заглядывает под стол.
Я молча тянусь за спину и выхватываю из ножен украденный нож, взгляд снова устремляется на затененный угол у входа, но я по-прежнему ничего там не вижу.
Я снова фокусируюсь на Крите: он подбирается все ближе, проверяет в поисках своей добычи каждую щель и каждый уголок. Я же внимательно осматриваю его, прикидываю рост и вес, подмечаю, как он двигается, какое оружие носит. Я знаю, что он искусный боец – Крит не был бы охранником Тиллео, если бы это было не так. Однако я не могу решить, тревожит ли меня его уверенность или смешит. Он знает, что такое раб клинка, знает, во что нас превращают, бросая в тренировочные ямы. И все же он здесь – в его голосе нет ни капли страха или сомнения, он издевается и угрожает мне. Он думает, что я не смогу постоять за себя? Сейчас он узнает, как ошибался.
Крит подходит к стеллажам с бутылками, заглядывает в самую глубину. Его возбужденное хихиканье отражается от стен подвала, и он проходит еще дальше – в затхлую комнатку, где, как он думает, и поймает меня в ловушку.
Я задумываюсь, часто ли он делает что-то подобное? Судя по его пружинящей походке и возбуждению, от которого подрагивают его мышцы, это происходит чаще, чем я полагала. Сколько моих товарищей, рабов клинка, пытались сбежать от его жестокости, но не смогли?
Крит тихонько свистит и похлопывает себя по обтянутому кожей бедру, словно подзывает домашнее животное. Гнев разливается по горлу, словно кислота, обжигает и льется в легкие.
Я хочу сделать ему больно. Я хочу, чтобы его крики стали песней, под которую я усну сегодня ночью. Я хочу ощутить тепло – оно разливается по телу, когда смотришь в его глазенки, и до него доходит, что охотник тут вовсе не он. Он – жертва. Я знаю, что ничего этого не будет – конечно, я убью его, но удовольствия мне это не доставит. Я не могу вернуться на ужин Тиллео вся в крови, пусть и полностью удовлетворенная. Никто знает, что я сделаю в этом подвале. Я должна быть быстрой, осторожной, всегда на шаг впереди.
Я представляю себе, куда я могу вонзить клинок так, чтобы убить его мгновенно. Это больше, чем Крит заслуживает, но, в конце концов, мертвец есть мертвец. Мне все только спасибо скажут.
Я рассчитываю силу удара, который понадобится, чтобы покончить с этим ходячим куском дерьма, а затем скорее чувствую, чем слышу, как он приближается.
Он огибает конец стеллажа слева от меня, идет так, будто вышел на прогулку, а его глаза сканируют все возможные места, где я могла укрыться. Ухмылки больше нет у него на лице – в ищущем взгляде я замечаю блеск беспокойства, он хмурится.
Мой осуждающий взгляд устремлен на него, и сердце бьется ровно – словно механизм, оно послушно отсчитывает каждую секунду. Каждый удар в груди гудит, как колокол смерти, и я сдерживаю желание крепче сжать рукоять украденного клинка. От предвкушения во рту скапливается слюна, я задерживаю дыхание, карие глаза Крита блуждают по теням, защищающим меня. В них мелькают презрение и разочарование, Крит поворачивается к выходу.
И мой клинок бьет его прямо в ухо быстрее, чем яркая молния – в пески пустыни. С тщательно выверенной силой, отработанным смертоносным ударом я вонзаю тонкий нож в его ушной канал, проламываю череп и разрываю его мозг прежде, чем он, потрясенный, успевает выдохнуть воздух, который только что втянул носом.
Крит падает, и я следую за ним, прокручивая лезвие, чтобы нанести как можно больше внутренних повреждений.
Убийство дается мне легко и проходит гладко. Еще одно свидетельство того, что Орден Скорпионов держит свое оружие в идеальном порядке – Крит умирает еще до того, как его голова успевает удариться о землю.
Кровь стекает с рукояти тонкого, гладкого кинжала и успевает согреть мою ладонь, прежде чем смерть заберет все тепло. Обошлось без беспорядка, как я и хотела.
Я выжидаю несколько секунд, а затем очищаю лезвие от содержимого черепа Крита. На всякий случай я отхожу от трупа – вдруг Крит автоматически попытается схватить меня, но этого не происходит. Кинжал и свою ладонь я вытираю о мундир охранника, которым тот так дорожил, и пристально смотрю на его безжизненное тело.
2
Гаррота (исп. garrote, dar garrote «закручивание, затягивание») – инструмент для удушения человека, орудие казни и пыток.