Глупо. Умирать от руки кицунэ. Непонятно почему. На полигоне ЕИВ Академии за городом. Глупо и жалко. Неужели и вправду, люди — самые низшие существа в Девяти Мирах? Можно это отрицать, можно не признавать и бороться, но вот она, суровая реальность — я лежу в снежной пыли, забрызганный красным, истекающий кровью, а она — стоит.
Не один и не два раза я видел, как это происходит в кино, как главный герой находит у себя силы и встает наперекор всему, даже если он избит, даже если он умирает. Встает и побеждает. Но я уже вставал — и не один раз. Каждый раз она роняет меня наземь, и делает это не прикладывая никаких усилий. У меня больше нет сил. Кружится голова. Процесс будет продолжаться пока я не умру, так обещала она и так и будет.
Я закрываю глаза. Пришла пора признать свою смерть. Пришла пора признать свою смертность, то, что я — конечен. Я — умру. Все. Отдых. Нужно ли помолиться перед смертью? И кому? Нет, я не буду молится. Зачем. Хватит бороться с неизбежным, я уже мертв.
Маранасати, медитация о смерти, о ее неизбежности и проживании. Книга Мертвых, осознанность смерти, вопросы и размышления Атиши. Вот он я, лежу на грязной, бело-красно-черной арене полигона и клинки-бабочки разрывают мою плоть. Я умер. Каягата-сатти-сутта говорит о девяти стадиях медитации над собственным трупом, и я вижу все их. Первая стадия, мое тело опухло, пальцы превратились в сосиски, глаза вылезли из орбит, живот вздулся, кожа посинела, отовсюду вытекает гной. Вторая стадия — поедание стервятниками, шакалами и червями. Третья — скелет с плотью, измазанный кровью, удерживаемый сухожилиями. Четвертая, пятая, шестая, седьмая, восьмая… и наконец девятая. Я прохожу их все.
Я продолжаю лежать и тело начинает разлагаться, его поедают черви, оно высыхает под палящим солнцем и мокнет под проливными дождями, белеют кости. Я вижу, как змея проползает через глазницу, как сменяются года, десятилетия, столетья, эпохи, эры. Как солнце взрывается, а потом тухнет, как вся Вселенная прекращает свое существование… меня больше нет. Нет как человека, как личности, неважно все, что когда-либо волновало и трогало меня. И когда все это исчезает — остается только одно.
Я открываю глаза. Я уже умер. Значит нет смысла беречься. Нет смысла прятаться и выжидать, нет смысла более беречь силы и рассчитывать на будущее. Будущего нет. Нет прошлого. Есть только здесь и сейчас. Я сжимаю пальцы в кулак.
— Ты еще жив? — поднимает бровь кицунэ: — что же, тогда… — она не успевает закончить фразу, она уже летит в трибуны вокруг арены, пробивая поставленный щит и ломая деревянные скамейки. Грохот! Пыль!
— Нет. Я уже умер. — сообщаю я, стоя на том самом месте, где она стояла только что. С моего кулака на грязный снег арены капает кровь. И она не моя.
— Тск! — из облака пыли и деревянных обломков вверх взмывает она, платье на ней окончательно разорвано, глаза мечут молнии, а из уголка рта стекает струйка крови: — какой в этом смысл, Уваров? Ты все равно умрешь!
— Смысла нет ни в чем. — отвечаю я: — я умру и ты тоже. Солнце умрет. Вселенная закончится. Меня это не волнует. Есть только моя воля. Во всей Вселенной это единственное что имеет значение.
— Твоя воля? — она открывает рот, но я вижу все. Все вокруг. Время останавливается, и я срываюсь с места, прыгая вверх и вот уже моя рука касается ее горла. Звук догоняет меня, и мы с ней вместе — падаем вниз, только я вбиваю ее спиной вниз прямо в мерзлый грунт! Грохот! Снежная пыль и комки мерзлого грунта разлетаются во все стороны!
Я не собираюсь ей отвечать. Слова уже ничего не решат здесь и сейчас. Я уже принял неизбежность происходящего. Все будет продолжаться, пока я не умру, верно? Но у меня есть что донести ей перед смертью. Не словами, но делом.
Обрушиваю на нее сверху удар кулаком. Она закрывается клинками-бабочками, но мой кулак ломает хрупкие лезвия, одно, потом другое. Снова удар. Я вкладываю в них все тело, всю свою силу. Жалости нет, сомнений нет, ничего нет, кроме моей воли к победе. Клинки втыкаются мне под ребра, в грудь, в шею, но я продолжаю наносить удар за ударом, не обращая внимания на боль. Еще удар! Наконец он достигает цели и я чувствую, как трещат кости черепа под моим кулаком! Ничто на свете сейчас не может остановить меня!
Наконец я останавливаюсь. На месте головы у лисицы — мокрое месиво из крови и плоти, из переломанных костей. Неужели все?