«Столичныя Новости»
Сообщается что происшествія на загородныхъ полигонахъ ЕИВ Академіи Магіи были забавнымъ недоразумѣніемъ, имѣвшимъ мѣсто изъ-за несоблюденія предосторожностей молодыми магами. Въ настоящее время обычная работа полигоновъ возстановлена, жителямъ окружающихъ домовъ приносится извиненія отъ лица Академіи. Виновные наказаны, возстановительные работы уже проводятся въ полномъ объемѣ.
Глава 22
Глава 22
Тяжелое дыхание вырывается из груди, легкие жжет огнем, я хватаю воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Мне не хватает кислорода в воздухе, мышцы вскипают от молочной кислоты, мир вокруг окрашен в желтоватый оттенок боли. Что болит? Да все болит. Мышцы — от перегрузок и молочной кислоты, кожа — от тысячи мелких порезов, которые кицунэ наносит своими лезвиями-бабочками, словно не замечая моей защиты. Голова кружится от попыток просчитать траектории и векторы, расстояние и силу, а еще — от удара в висок коленом. Акай явно не собирается сдерживаться.
— Люди слабы. — говорит она и выпускает свои клинки-бабочки из рук. Но они не падают на землю, они повисают в воздухе, направленные на меня острием лезвия, словно стрелки вектора на чертеже.
— Человеческое тело имеет свои ограничения. Пределы возможностей. Лимиты. Сколько ты можешь поднять. Что ты можешь сделать. С какой силой ударить. И даже твое тело, усиленное Родовым Даром — не исключение. Например, твоя броня, твоя защита. «Неуязвимое тело, которое невозможно повредить ни одной магией ни один орудие ни одно существо под солнцем и луной не сможет нанести вред ему». Но не бывает защиты от всего, защита от всего означала бы изгнание из мира, только в этом случае ничто из этого мира не сможет повредить защищаемому. Говорят, однажды Фригг взяла клятву с каждого металла, с каждого камня, с каждого растения, с каждого зверя, с каждой птицы и с каждой рыбы в том, что никто из них не причинит вреда Бальдру. Однако… есть на свете что-то, что не рыба и не птица, не зверь и не дерево, не металл и не камень. Омела. Дротик из нее пронзил Бальдру сердце. — кицунэ наклоняет голову и сияющие иссиня-черным светом клинки — пронзают пространство между нами! Перекатом ухожу в сторону, отбиваю клинок ударом по плоскости, едва не промазав, руки устали, нет былой скорости. Еще один перекат. Она управляется с клинками-бабочками так, словно Мастер Оружия, как близняшки из рода Цин управляются со своими парными секирами «Север-Юг» и «Запад-Восток».
Ухожу вбок, назад, перекат, кувырок, отбив. У меня нет возможности атаковать, если я рвану к ней напрямую — меня изрежут клинки. А если я не буду атаковать, то рано или поздно я устану и пропущу клинок. В очередной раз пытаюсь отбить атаку ударом в плоскость, но клинок-бабочка неожиданно поворачивается вдоль своей оси, подставляя лезвие под удар и… кровь брызгами во все стороны!
— Вот же. — говорю я, прижимая руку к себе. Разрез глубокий, чертовы клинки как будто не замечают моей защиты, режут меня так, как будто и нет Неуязвимого Отшельника с его абсолютной защитой. Впрочем, как говорит лисица — абсолютная защита означает изгнание из этого мира.
— Тебя нельзя даже поцарапать оружием или магией из этого мира. Но вот клинки и магия Небес и Небожителей — не знают об этом, ведь матушка Фригг взяла клятву с металлов и магии только одного мира. У Ахиллеса была его пята, у Бальдра — дротик из омелы, Царь Обезьян так и не смог снять обруч со своей головы, а Немейский Жрец не мог отойти от дерева. Если есть преимущества, то есть и недостатки. — говорит кицунэ, словно она ведет урок в классном помещении, перед молодыми студентами, внимательно записывающими все в свои тетрадки.
— Я не понимаю. — говорю я и она останавливается. Слава Богу, мне нужна минута передышки, мне нужно отдохнуть, выровнять дыхание, понять, что тут происходит и выработать стратегию.
— Если это все еще урок, то я не понимаю, что ты хочешь мне сказать. То, что на любой щит найдется свой топор? То, что есть миры кроме этого? И существа сильнее всяких мыслимых пределов? Если это то, что ты хотела сказать — то можешь прекращать свои атаки, я это знаю и так. Эмпирическим путем дошел. Вот как ты сняла с меня кожу в первый раз — так и понял. \
— Вывод неверный. — качает головой кицунэ: — ты так и не понял.
— Тогда чего ты добиваешься? Мы же союзники. Что ты будешь делать, когда меня убьешь? В глушь свою вернешься? К трем книгам и разбитому чайнику? Какой в этом смысл? — говорю я. Дыхание у меня понемногу восстанавливается, кровь перестает течь из глубокого разреза. Хорошо хоть, что в этом мире организм магов регенерирует на порядки быстрей.
— Договаривались же легкий спарринг провести, ты меня научить чему-то хотела, верно? К чему все это? — я обвожу взглядом разломанные трибуны. У края арены, за пленкой щита — стоит молодой Алферов, его брови решительно сдвинуты, он держит защиту. За защитой — бледная Ай Гуль на руках у Сандро и Александра, которая хлопочет над барышнями из рода Цин.
— Предлагаю прекратить весь этот бардак и пойти домой. Чаю с вареньем попьем, тебе же нравится. — уговариваю я ее: — книжки свои почитаешь. Успокоишься.
— Володя. — с сожалением смотрит она на меня: — не сработают твои трюки. Когда-то давно один человек сказал мне что если сразу не убить, то они так ничему и не научатся. Сегодня дала слово перед своими предками и Небесами в том, что процесс будет продолжаться до тех пор, пока ты не умрешь. А потому… — она поднимает руку, и я с ужасом вижу, как из окружающего ее воздуха появляются новые и новые клинки-бабочки. Вот их уже восемь, двенадцать… я сбиваюсь со счету.
— Искусство Небожителей! Сотня Яшмовых Лезвий! — провозглашает она и на меня обрушивается дождь из клинков и лезвий! Что-то я успеваю отбить, от части — уйти, но… они быстрые. И острые.
Я открываю глаза. Пытаюсь встать. У меня в груди торчит лезвие клинка-бабочки. Еще один такой же — с рукояткой, перевитой шелковым шнуром и красным платком на гарде — в ноге.
Если сейчас вынуть клинок из груди — кровь хлынет внутрь, и я умру от кровоизлияния. Это если бы я был обычным человеком. Что произойдет если так сделать с магом, владеющим частичной неуязвимостью? Пока не знаю.
Кицунэ! Где она⁈ Нахожу взглядом фигуру в шелковом ципао. Сидит напротив, скрестив ноги по-турецки. Курит свою трубку.
— Очнулся? — спрашивает она и не дожидаясь ответа — выбивает трубку о камень: — вот и хорошо. Продолжаем.
— Послушай, Акай, тебе не обязательно…
— Процесс будет продолжаться пока ты не умрешь. — отвечает она и встает на ноги. За ее спиной материализуются иссиня-черные клинки: — таково мое слово. И ничто под небесами не сможет изменить это.
Я гляжу на висящие в воздухе клинки и понимаю, что не смогу уйти от них. Не смогу увернуться или отбить. А еще я вдруг понимаю, что решение Акай — окончательное и обжалованию не подлежит. Несмотря на всю ее силу, на то, что логика у нее нечеловеческая, на то, что сама она неведомая хтонь, несмотря на все это — я относился к ней как к равной. Как к одной из нас. Но это было неправильно. Она — не человек. И логика у нее своя, далекая от гуманизма и рационализма. Я надеялся, что симуляция человека придаст ей человечности, в конце концов это ведь заразная штука, вся эта эмпатия. А она столько лет в пещере куковала, ей одиноко и скучно было, а тут движуха, балы, социализация, друзья, враги, союзники — интересно же! Игра, интрига, а там — глядишь и привяжется, станет человечной. Потому что это все для нее игра, и играет она в это от скуки, но ведь в чем проблема с играми? В том, что игра — не серьезная, в ней все не по-настоящему, здесь ты просто играешь, а не живешь, однако чувства, которые испытывают игроки — настоящие. Не игрушечные. А работая в команде начинаешь испытывать привязанности по отношению к членам команды, даже если они не твоего вида. Вот только, видимо я ошибался. Ну или не учел что-то. Сейчас она твердо намерена меня убить.