И Никон, и Аввакум, начинавшие карьеру в русской глубинке, не раз были биты и гонимы верующими, не приемлющими строгий порядок, который навязывали эти пастыри. Особенно это касалось осуждения ими пьянства и блуда, сопровождавших в то время и праздники, и будни. Будучи новгородским митрополитом, Никон был сильно избит бунтовщиками во время «ПСКОВСКОГО ГИЛЯ», о котором речь пойдет далее — его «отблагодарили» за закрытие в городе питейных заведений. Похожая история произошла и с Аввакумом: будучи священником в селе Лопатицы, он своими обличительными речами восстановил против себя местных «сильных людей». Строгость и неуступчивость едва не стоили ему жизни. Переведясь в Юрьевец-Повольский, он и там настроил против себя население, от которого требовал строгого следования церковным предписаниям. В скором времени «попы и бабы, которых он унимал от блудни, среди улицы били ботажьем и топтали его и грозились совсем убить вора, блядина сына да и тело собакам в ров бросить».
Вынужденный бежать в Москву, Аввакум нашел единомышленников в обществе «ревнителей благочестия», где задавал тон духовник молодого царя Стефан Вонифатьев. Там он встретился с Никоном, с которым у него установились дружеские отношения, несмотря на разницу в возрасте. Для них обоих вера, ее первозданная чистота стала целью и смыслом существования. Каждый при этом думал и хотел «как лучше» обустроить боговерческую практику истинно православной вероисповедальной традиции. Поначалу деятелей кружка занимала «книжная справа» — редактирование вероучительной литературы. Исправление ошибок не по древнерусским рукописным текстам, а по греческим книгам разделило прежних единомышленников, особенно когда Никон стал патриархом.
Используя набожность Алексея Михайловича и его душевную расположенность к себе, Никон сумел навязать ему идею церковной реформы. Верующие оказались перед необходимостью изменить порядок богослужебной церемонии, предварительно исправив ошибочные, унаследованные от времени наслоения, появившиеся в ходе многократной переписки древних текстов. Отныне вести богослужение требовалось не по устоявшемуся древнеславянскому канону, а по древнегреческому. Никон, а за ним и Алексей Михайлович сочли, что так будет ближе к традиции, идущей от самого Христа. Новации, надобность которых была неочевидна даже ведущим богословам, вызвали решительное неприятие многих церковнослужителей и простых верующих. Упорство отвергавших нововведения христиан стало камнем преткновения. У государственной и церковной власти такая реакция вызвала сначала недоумение, а потом и гнев.
Был ли Аввакум посвящен в далеко идущие планы Никона, мы не знаем. Не можем и доподлинно узнать, что стояло за их разрывом — только ли верность принципам или упрямое противостояние земляков-соперников, их нежелание уступать друг другу даже в самом малом? Больше трех веков потребовалось Русской православной церкви, чтобы осмыслить ничтожность распри, затеянной Никоном и Аввакумом. Поместные сборы РПЦ 1966–1967 и 1975 годов признали, наконец, «равночестность» старого и нового обрядов, отменили проклятия и анафемы в адрес ревнителей «старой веры».
Когда патриарх и вдохновленный им царь приступили к «книжной справе» по греческим образцам, протопоп занял непримиримую позицию, начав повсеместно предавать анафеме «церковную затейку». Эта протестная деятельность встретила поддержку в рядах как церковников, так и многих верующих. Возмущение ширилось, что ставило под угрозу весь проект реформы. Власть приступила к репрессиям, и первым из тех, кто им подвергся, был не поддающийся угрозам и уговорам Аввакум. Но главное — никому из зачинателей раскола, ни «тишайшему» царю, ни Никону, ни Аввакуму, не пришло в голову осмыслить, к чему приведет, какие последствия повлечет за собой этот, по сути дела, внутрицерковный, корпоративный спор. Нехватка здравого смысла, гордыня, честолюбие невежественных, одержимых своей правотой лидеров обрекли россиян на долгий непримиримый «спор славян между собою».