Становление личности царевича Алексея, напротив, затянулось. Окружению казалось, что время властвовать наследнику престола придет не скоро, да и сам царевич не проявлял должных признаков превращения в самостоятельного, цельного, с определенным характером, юношу. К тому же не было «робяток, с кем Алексей мог тешиться», в сообществе с которыми выстраиваются характер, привязанности, проявляются лидерские качества — все то, что впоследствии уже в раннем возрасте сформировало личность его сына Петра. Царевич не знал и не видел подлинной русской жизни с ее неизменно острыми углами и зазубринами. Людские страсти и пороки обходили его стороной. Под зорким оком служилого люда протекало его благочестивое, уравновешенное существование. Оттого в последующем его так тяготило столкновение с жизненными реальностями, за которыми обнаруживались ложь, обман, нерадивость. Замкнутость в «коконе» дворцово-церковной жизни лишила его возможности общения с ровесниками, из которых затем выросло бы взрослое доверенное окружение. Тех, с кем у него сложились доверительные отношения, было немного: Ртищев, Стрешнев, Матвеев, Ордин-Нащокин — и все они рано или поздно попадали к царю в немилость. Оборотной стороной его доверчивости была «приклонность» к наветам, готовность поверить клевете в адрес даже самых близких людей.
По заведенному с византийских времен порядку, во избежание порчи, сглаза наследник престола мог быть представлен народу только после того, как ему исполнится 14 лет. Дефицит общения в детстве и юности, наряду с наследственными чертами характера, впоследствии сказывался на отношениях с людьми, подходе к ведению дел, методах правления самодержца. Алексею Михайловичу были не по душе многолюдные собрания, заседания, их он старался избегать. Чувствуя себя «не в своей тарелке», он предпочитал, когда это возможно, поручать участие в подобных действах кому-либо из приближенных. Еще он старался до последнего оттягивать принятие важных, судьбоносных для страны решений, из-за чего они часто затягивались, что в критических ситуациях — особенно во время войны — грозило серьезными проблемами.
Год 1645-й для Алексея Михайловича был отмечен тяжелыми испытаниями. Из жизни ушел отец, а спустя два месяца — мать, Евдокия Стрешнева. Еще не оправившись от потрясений, шестнадцатилетний Алексей был провозглашен царем. Юному самодержцу, бдительно опекаемому воспитателем, «дядькой» Борисом Морозовым, предстояло превращение в личность самостоятельную, способную принимать решения. «Кухня» управления, методы решения государственных дел целиком зависели от Морозова и того узкого круга «сильных людей», который он подпускал к царевичу. Учитывая неготовность Алексея к самостоятельному, зрелому общению, особенно в тех случаях, когда требовалось решение неотложных проблем, его старались избавлять от непредвиденных ситуаций, от лишних усилий, возможных ошибок. Таков был мотив, который выдвигал Морозов, изолируя царя от общения с правящим боярским окружением. По существу, Морозов был движим иным интересом — тем, чтобы как можно дольше продлить состояние собственной незаменимости. Эта ситуация лишь отдаляла Алексея от реального управления страной, от вызревания самостоятельных взглядов и представлений.
Было и другое, что также осложняло вхождение Алексея в государевы дела, чему особенно потворствовали церковники. И подданных, и иностранцев изумляла набожность молодого царя, его погруженность в богослужебную повседневность. О том, какого образа жизни придерживался Алексей Михайлович, свидетельствует его придворный лекарь Сэмюел Коллинс, на протяжении девяти лет проживавший при московском дворе:
«Царь исповедует греческую веру и очень строго исполняет обряды. Он всегда во время богослужения бывает в церкви, когда здоров, а когда болен, служение проходит в его комнате; в пост он посещает всенощные, стоит по пяти или шести часов кряду, кладет иногда по тысяче земных поклонов, а в большие праздники по полутора тысячи. Великим постом он обедает только по три раза в неделю… А все остальные же дни ест по куску черного хлеба с солью, по соленому грибу или огурцу и пьет по стакану полпива. Рыбу он ест только два раза в Великий пост и соблюдает все семь недель поста, кроме масленицы или недели очищения, когда позволено есть яйца и молоко. Кроме постов он ничего мясного не ест по понедельникам, средам и пятницам; одним словом, ни один монах не превзойдет его по строгости постничества. Можно считать, что он постится восемь месяцев в год, включая шесть недель Рождественского поста и две недели других постов»[8].