Исход из северо-западных областей продолжался более трех десятилетий, однако самодержцы, и Михаил, и Алексей, сочувствуя соотечественникам и исходя из их преданности вере, не спешили водворять перебежчиков на места их прежнего проживания. Проблема, нарастая, постепенно приобретала острый характер. Миграция местного населения вела к запустению территорий, к упадку хозяйственной деятельности из-за оттока сельского производителя, давала повод шведам предъявлять претензии. Нарастали угрозы нового военного конфликта с целью не столько территориальных захватов, сколько возвращения беглых крестьян. Давление шведов все более сказывалось на и без того осложненных торгово-хозяйственных связях Московии с заграницей, проходящих через Балтику. Шведы перехватывали суда, идущие с грузами из Европы на Русь и обратно. Об этом свидетельствует документ, обнаруженный в шведских архивах — доклад одного из эмиссаров, обеспечивавшего надзор за положением дел на захваченных Швецией русских территориях. В нем он, в частности, докладывает об эпизоде с судном, следующим из Любека с грузом для Московии. Оно было перехвачено шведской корабельной охраной. Русским представителем, добивавшимся возвращения и груза, и судна, выступал псковский уполномоченный Афанасий Ордин-Нащокин. Настойчивость и упорство русского переговорщика доставили шведу немало хлопот, о чем он не преминул упомянуть в докладе начальству.
Становилась все более очевидной неизбежность новых попыток Руси вернуть под свою юрисдикцию утраченные в ходе Смуты территории, а вместе с ними и свободу осуществления торгово-экономических связей с европейскими партнерами. Шведы, стратегически оценивая обстановку на предполагаемом театре военных действий, пришли к выводу, что исход возможной войны мог зависеть не только от численности войска, его вооружения и искусства военачальников, но и от возможности снабжения многочисленной армии на протяжении длительного времени. Восполнять нехватку провианта и фуража, особенно в условиях затяжной войны и плачевного состояния дорог, приходилось из того, что находилось на месте. Провиантские обозы, состоявшие из четырехколесных подвод, сковывали войска, делали их маломаневренными, уязвимыми. Прокорм воинских частей, как правило, происходил за счет местного населения, проживавшего в окрестностях мест, где велись военные действия. Опустошая закрома, выводя из приграничья зерновые ресурсы Пскова и Новгорода, шведы тем самым не столько возмещали недостающие продовольственные ресурсы, сколько понижали угрозу возможного вторжения сюда русских войск. В то время Швеция вела затяжную войну в Польше, и опасность возникновения второго фронта была для нее вполне реальна. В силу этих обстоятельств шведы усилили давление на Московию. Их уполномоченные стали предъявлять ультимативные требования. «Зерновая затейка», инициированная шведами, отодвигала угрозу возникновения войны с Русью по меньшей мере на год-два.
Со стороны Московии не нашлось лучшего решения, чем согласиться компенсировать Швеции потери, вызванные оскудением брошенных русскими перебежчиками земель. Были высчитаны суммарный эквивалент возможного возмещения ущерба и способы его покрытия. Выплачивать отступные шведам предполагалось поэтапно, как деньгами, так и товарами. В ходе длительного торга был согласован первый транш, который покрывался деньгами и зерном. Из царских резервных амбаров Пскова предполагалось отправить в Швецию 10 тысяч четвертей пшеницы и ржи. Трудно судить, могла ли эта акция получить у населения поддержку, будь она широко предана гласности, терпеливо обоснованна и разъяснена. Но власть решила действовать директивным путем, тайно; подготовить общественное мнение никто и не думал.
Когда в народе стало известно по поступившей псковскому воеводе Никифору Собакину царской грамоте, в которой предписывалось отпустить в Швецию зерно из царских хлебных хранилищ, 27 февраля в городе начались волнения. Небольшая инициативная группа обратилась к архиепископу Макарию с просьбой уговорить воеводу не отдавать хлеб, пока к царю не поступит их челобитная. Вызванный на разговор к митрополиту Собакин в категорической форме в ответ заявил: хлеб шведам будет отдан немедленно, а «кликунов» перепишут, и «будет им за то опала». Эта угроза лишь усилила протесты. Как всегда, началось с шума, а продолжилось стычками «стенка на стенку». Между тем призыв не давать «немцам» хлеба стал овладевать все большим числом людей. Фигура Морозова и после Соляного бунта зловещей тенью продолжала нависать над всем, что исходило из Москвы. Не ослабевала молва о том, что молодой царь по-прежнему окружен недобрыми «немцами» из тех, кому благоволил ближний боярин. К этому приспело сообщение: некий «немец» везет казну из Москвы — то была денежная часть русских отступных по уговору со шведами.