В глазах мужчины заблестели слезы. Он кашлянул в кулак и незаметно провел рукавом по глазам. Затем посмотрел на Евгения. По-отечески взял его за локоть.
– Как бы ни казалась порой трудна и бессмысленна жизнь в этом мире, в нас должно сохраняться то единственное, то последнее, что может помочь нам справиться с любыми дурными мыслями и известиями. Это надежда. На то, что следующий день станет гораздо лучше предыдущего. Вопреки всем законам и правилам. Вопреки всему, что происходит с нами, нашими друзьями и нашими врагами. Надежда на силу нового дня, содержание которого нам знать заранее не дано. Потому что мы всего лишь простые смертные. Исполнители той воли, о которой нам ничего неизвестно.
Николай Павлович улыбнулся Евгению.
– Помните о том, что ничего не потеряно, пока мы живы, – добавил он и, бросив последний взгляд на молодого человека, направился вниз по пустынной улице. Тусклые огни фонарей какое-то время пытались освещать его путь, но не могли совладать с темнотой, которая постепенно скрывала одинокую сутулую фигуру от Евгения.
– Молодой человек! – вдруг послышалось рядом с ним.
Он растерянно повернул голову. Юная брюнетка броской внешности. Она улыбалась ему, жуя резинку.
– Который час, не подскажете? – произнесла она тонким игривым голосом.
Евгений медленно поднес к глазам руку с часами. Снова взглянул на девушку.
– Наступил новый день, – сказал он ей задумчиво и тут же устремил взгляд в конец улицы. Где-то там, в случайном пятнышке света еще могла промелькнуть спина Николая Павловича.
Октябрь 2007
Коса на улице
Пытаюсь сосредоточиться, сбросить оцепенение. Немного кружится голова, но в целом состояние нормальное. Ни ушибов, ни порезов. Одежда цела, пуговицы на месте.
Итак, что мы имеем. Передо мной голые кирпичные стены, грязный потолок с тремя лампочками, три крохотных оконца с решетками. И дверь. Железная. Надежная. Запертая.
Из предметов здесь лишь матрац, на котором я проснулся, плед и подушка. Еще мой пиджак. Видимо, оставлен в качестве легкой насмешки. Носи на здоровье, мол. Его карманы пусты, как и карманы брюк, рубашки. Мобильник, бумажник, ключи, даже расческа… Где все это теперь? А главное – где, собственно, я? Что это, склад? Пожалуй, похоже. Если вывезти подчистую весь товар. А если оставить внутри человека и запереть дверь снаружи, то это уже больше смахивает на одиночную камеру. Света нет. Выключателя не вижу – видимо, он тоже вне моей досягаемости. Сквозь решетки пробивается тусклое свечение, по которому даже трудно понять – утро сейчас, день или вечер. Часы, между прочим, тоже исчезли. Меня явно не готовили к активной деятельности. Прямо краса в темнице. Это что же, я под арестом? В ожидании приговора? Но за что? А может быть, просто чья-то шутка?
Чутко прислушиваюсь. Мертвая тишина.
Подхожу к двери, прикладываю голову к ней. Ничего. В очередной раз нервно дергаю ручку. Внутренний голос лепечет что-то насчет того, что это бесполезно и что вообще лучше не шуметь, а попробовать еще раз осмотреться по сторонам. Может быть, и правда, не стоит пока себя обнаруживать? Оглядываюсь. Если меня втащили сюда, когда я был без сознания, то могли остаться какие-то следы. Надо взять себя в руки. Подышать. Сообразить. Присев на корточки, смотрю на пол. Прищуриваюсь. Да нет, ничего я здесь не отыщу. Следов, царапин полным-полно и установить, какие из них свежие можно разве что с увеличительным стеклом при нормальном освещении. У меня нет ни того, ни другого. Бросаю еще один торопливый взгляд на стены, на потолок. Стены как стены, потолок как потолок. Бред какой-то. Не понимаю. Обшариваю матрац, плед, подушку, пиджак. Я и сам не знаю, что ищу. Хоть что-то подозрительное. Ну же!
Нет, все впустую. В чем дело-то, черт побери?!
Грозно смотрю на дверь, будто приказываю ей открыться. Это не поможет. Делаю несколько решительных шагов и сжимаю кулаки. На этот раз внутренний голос озадаченно молчит. Да, что уж тут скажешь. Ситуация не из приятных. И не из понятных. Итак. Вдохнули…