Некоторое время Маховиков молчит, нервно затягиваясь.
– Такое дело, мужики… – наконец говорит он, уставившись себе под ноги, – в общем, Леха Козлов погиб.
Я роняю окурок.
Семеныч сгибается в приступе удушливого кашля.
Смирнов делает несколько торопливых шагов, останавливается перед Серегой и впивается взглядом в его лицо.
– Что?! Что ты несешь, Маховиков! Леха?! Этого быть не может! – кричит он каким-то чужим, каркающим голосом.
Серега ссутуливается, затем прислоняется спиной к стене. Приваливается, вернее. Чтобы не упасть. Скорбное выражение его лица повергает меня в шок даже больше, чем само известие.
– Бросился под поезд, – произносит Маховиков.
Мы стоим как вкопанные, буравя его глазами.
– Выехал за город, дождался состава и вышел на рельсы прямо перед ним. Машинист ничего не успел сделать. Суицид. Вот так вот.
Пустота в его голосе только усиливает нереальность случившегося.
– Бред какой-то, – бормочет Смирнов, бессмысленно качая головой. – Чушь… Нет, этого не может быть… Леха… Самоубийство…
– Откуда знаешь? – спрашиваю я полушепотом.
– Жену его встретил. Бывшую. Райку.
– Райку? Она разве бывшая? – рассеянно бросает Смирнов.
– Сказала, что развелись полгода тому назад… – отзывается Серега. – С тех пор жил один. И, похоже, сильно пил. Месяц назад уже одна попытка была. В состоянии опьянения. Сорвался из окна квартиры.
– Разве он хотел покончить с жизнью? – спрашиваем мы почти хором.
– Кто ж теперь разберет, – выдыхает Маховиков, поднимая глаза к окну. – Лично я его уже года два как не видел. И не звонил ни разу… А ведь друзьями когда-то были…
– Мне ведь он как-то звонил… – вспоминает Смирнов, потирая лоб ладонью. – Меня не было тогда, он оставил номер. Я не перезвонил… Думал, он опять посмеяться надо мной хотел.
– А я его как-то на улице видел, – слышится потрясенный голос Семеныча. – Я еще удивился, чего это он не на машине, да еще одет как-то небрежно. Не подошел к нему тогда. Какой-то вид у него был нездоровый. Думал, с похмелюги, может…
– Кто ж теперь разберет… – повторяет Серега печально. – Может, в жизни что не сложилось. Может, не повезло. Мало ли что…
Какое-то время я молча смотрю на Маховикова. Его бледно-голубые глаза тоскливо шарят по пейзажу за окном. Затем останавливаются и наполняются слезами.
Перевожу взгляд на оконную раму. Вижу движущееся черное пятнышко на облупившейся краске. Оно удаляется, торопливо уползает прочь. Первая весенняя муха. Даже ей душно рядом с нами.
Апрель 2006
Спасибо
Добрый день, Владимир.
Долго думала над приветствием, наконец, выбрала это. «Добрый день». Действительно, добрый. Он, может быть, и сам не догадывается, до какой степени. Вот уже пятнадцать лет этот день оказывается для меня не просто датой в календаре. Праздник ли это? Наверное. Несмотря на то, что именно в этот день я стараюсь как можно реже показываться на глаза людям, чтобы они не видели моих слёз. Горьких слёз, сменяющихся счастливой улыбкой. Да, вот такая гамма чувств. Конечно, никому она не понятна. Ведь мы переехали в этот город через несколько дней после того, что произошло. И никто, кроме меня, мамы и Сергея не знает о том, что произошло в нашей семье этим днем пятнадцатью годами ранее. Сергей – это мой муж, теперь мы уже не живем вместе. Он полюбил другую женщину, но Сергей – порядочный человек, и я знаю, что он оставит нашу тайну при себе. Я не осуждаю его. После того, что случилось, нам было трудно жить рядом, трудно вечером ложиться друг с другом в постель, трудно каждое утро смотреть друг другу в глаза, улыбаться друг другу. И воспитывать сына вместе.
Сейчас Лешке уже 18. Да-да, самой не верится. Совсем большой, совсем взрослый. Все время боюсь за него, волнуюсь, как сумасшедшая. Он только смеется. Глупый мальчишка. Конечно, он не знает. И слава Богу, что не знает глубины моих переживаний. На днях сдал на права. Представления не имею, как буду отпускать его одного в город на машине. Точно с ума сойду. Как я могла разрешить ему поступить на эти водительские курсы? Просто всё для него, всё ради него. Я не могу его сильно ограничивать, хочу, чтобы у меня был нормальный незакомплексованный мальчик, который вот-вот вырастет в замечательного мужчину. Я знаю, что уже очень скоро он не сможет быть со мной. Что я, несмотря на всю свою привязанность и сумасбродность, не смогу удержать его рядом со мной. Но пусть он будет счастлив. Пусть он будет здоров. Пусть он будет великодушен, смел и решителен. Пусть в этом он будет похож на Вас. Знаете, он у меня такой талантливый. Поступил на самый престижный факультет нашего университета. 12 человек на место, а Лешка взял и поступил. Преподаватели говорят, что у него светлая голова, математический дар. Говорят, что при правильном отношении из него может получиться серьезный ученый. Будет правильное отношение. Будет всё, что только ему понадобится. Я сделаю всё, что в моих и выше моих сил. Потому что это мой сын. Потому что он самый лучший. Это ребенок, которого мне подарили дважды. Первый раз – восемнадцать лет назад его подарил мне Сергей. А второй раз – три года спустя, таким же, как сегодня, августовским днем. На этот раз его подарили мне Вы. И каждый раз, когда я смотрю на его задорную улыбку; на то, как он болтает с другом по телефону; на то, как он ест или спит – я вспоминаю, что именно Вы подарили, вернули мне его. Я снова хочу сказать спасибо Вам, снова путаюсь в словах, чтобы сказать, насколько сильно я благодарна Вам. И мои глаза в очередной раз наполняются слезами оттого, что Вы никогда не услышите, не прочтете этих слов. У Вас не было детей, не было жены или невесты. Даже родителей, несмотря на то что Вы были еще очень молоды. Ну что ж… Может быть, в следующей жизни нам снова посчастливится встретиться, и тогда, может быть, мне удастся отплатить Вам добром. Кто знает, может быть, уже в вашей квартире случится пожар, и уже я, простая прохожая, не задумываясь, ринусь спасать Вас из огня. Меня, как и Вас, ничто не остановит. И я знаю, что спасу Вас. Даже ценой собственной жизни. Как это сделали Вы, бросившись за моим сыном.