– Не спится? – спросил я.
– Отнюдь. Я отлично выспался, Грегор. Просто я никогда не сплю долго.
Я достал еще одну кружку и налил кофеина из его кофейника.
– О нас ни слова, – сказал Эмос, указывая на вокс.
– Ничего?
– Это все очень странно. Ни слова, даже на частоте арбитров.
– Кто сумел нанять восемьсот вессоринских убийц, Убер, тот наверняка обладает достаточным влиянием. Либо новостные агентства сознательно умалчивают о произошедшем, либо были подвергнуты цензуре.
– Остальные должны догадаться.
– О ком ты?
– О Фишиге, Нейле. Не получив ответа из Спаэтон-хауса, они поймут, что что-то произошло.
– Надеюсь. Что тебе удалось узнать из татуировок нашего друга?
– Как и предполагалось, базовый футу. Я перепроверил это по разным источникам, с помощью кодифера доктора. – Он вынул планшет и подрегулировал свои очки. – Это клеймо свидетельствует о том, что Ваммеко Тарл, янычар, принадлежит клану Этрика, и за его репатриацию будет заплачено десять тысяч зкелл. Из плоти он сделан, и плоть говорит за него.
Эмос посмотрел на меня над стеклами очков.
– Странная практика.
– И полностью соответствует ментальности вессоринцев. Янычары – всего лишь вещи. Материальные ценности. Имущество. С таким же успехом вы могли бы захватить в качестве трофея пушку или танк. У них нет ни политических убеждений, ни привязанностей в тех конфликтах, в которые они оказываются вовлечены. Они бесполезны в качестве заложников. Эта запись просто и доходчиво объясняет это всем. Она предлагает в качестве решения проблемы некоторую сумму, достаточную, чтобы пленника не убивали.
– И сколько же это будет – десять тысяч зкелл?
– Думаю, достаточно.
– И что нам с ним делать, когда мы уедем?
Это был сложный вопрос.
Я отправился на кухню, чтобы сварить себе еще кофеина и разжиться хлебом. Там я нашел Крецию. Она выжимала сок из плойнов и горных ягод тар в хромированном прессе. Ее пшеничные волосы рассыпались по плечам, а короткий домашний халатик из кремового шелка едва доходил до середины бедра.
– Ой! – смутилась она, когда я вошел.
– Прости. – Я уже собрался ретироваться, но она остановила меня:
– О, не стоит беспокоиться, Грегор. Ты видел меня и… более раздетой.
– Да, точно.
– Конечно. Хочешь фруктового сока?
– На самом деле я искал кофеин.
– Как я могла забыть? Завтраки на террасе… я со своими фруктами и зерновым хлебом, и ты с кофеином, яичницей и беконом.
Я наполнил кастрюлю водой из-под крана и включил плиту. Затем ополоснул кофейник.
– Думаю, теперь ты можешь снова сказать мне: «Я ведь тебе уже говорила», – произнес я.
– О чем это ты?
– Ты всегда говорила, что фрукты и зерновой хлеб – путь к здоровой жизни, помнишь? Потом обычно начинала рассуждать о пользе диеты, клетчатке и всем таком прочем. Говорила, что употребление кофеина, алкоголя и красного мяса убьет меня.
– Беру свои слова обратно.
– В самом деле?
– Тебя убьет не твоя диета, Грегор. – Она сунула палец в рот и начала грызть ноготь.
– И, тем не менее, ты была права. Ты только посмотри на себя.
– Лучше не буду, – сказала она, с силой раздавливая очередной плойн.
– Ты столь же прекрасна, как и в тот день, когда я впервые увидел тебя.
– В тот день, когда мы встретились в первый раз, Грегор Эйзенхорн, ты был в полукоматозном состоянии после анестезии, а на мне была хирургическая маска.
– Ах! И как я мог забыть?
В ответ она одарила меня испепеляющим взглядом.
– Однако, – продолжал я, – это не ложь. И я действительно ужасно обошелся с тобой тогда. Впрочем, как и сейчас. Ты не заслуживаешь такого обращения.
Она попробовала свой сок.
– Не стану спорить. Но… отрадно слышать, что ты осознаешь это.
– Осознаю. Как и тот факт, что ты по-прежнему прекрасна.
Креция вздохнула.
– Омолаживающие программы стали довольно доступны. Я выгляжу так благодаря имперской науке, а не фруктовому соку.
– Я все еще верю во фруктовый сок.
– Да и ты выглядишь не так уж плохо, – усмехнулась она, – так что красное мясо и кофеин тоже вполне годятся.
Вода в кастрюле начинала закипать.
– Рядом с тобой я ощущаю себя тысячелетним стариком. Со мной жизнь обошлась не столь любезно.
– Даже не знаю. В твоих шрамах есть некое благородство. Нечто мужественное в том, как ты выглядишь в этом возрасте.
Я начал заглядывать в буфеты в поисках кофеина.
– Вон та банка, – показала она. – Смесь с цикорием. Как ты любишь. Я никогда не забывала об этом.
Я взял оловянную банку и бросил несколько ложек ее содержимого в кофейник.
– Креция, – я помедлил, собираясь с мыслями, – тебе давным-давно стоило забыть меня. Я не принес тебе ничего хорошего. По правде сказать, я никому не принес добра.
– Понимаю. – Она пожала плечами. – Но не могу. Такие вот дела.
Мы помолчали. Я влил кипящую воду в кофейник и оставил напиток настаиваться.
– Как поживает Елизавета? – вдруг спросила Креция.
Честно говоря, я ждал этого вопроса. В конце концов, я ведь разорвал наши отношения с доктором Бершильд именно из-за Биквин. Хоть мы и договорились с Елизаветой оставаться только друзьями, но у меня не получалось отказаться от своей любви. Она всегда стояла бы у нас на пути, и это было бы нечестно по отношению к Креции.
Об этом я и сказал ей двадцать пять лет назад, в этом самом доме. И ушел.
– Она умирает, – произнес я.
Креция поставила свой бокал на стол.
– Умирает?
– Или уже мертва.
Я рассказал обо всем, что случилось на Дюрере.
– О Боже-Император! – воскликнула Креция. – Ты должен отправиться к ней.
– Но что я могу сделать?
– Быть там, – твердо ответила она. – Быть там и сказать ей все, пока еще не слишком поздно.
– Откуда ты знаешь, что я еще не сказал ей?
– Потому что я знаю тебя, Грегор. Слишком хорошо знаю.
– Я… ладно…
– Вы двое никогда?… Ну, я имею в виду?…
– Нет. Она неприкасаемая. Я псайкер. Это невозможно.
– И ты никогда не признавался ей?
– Она знает.
– Конечно, она знает! Но ты никогда не говорил ей?
– Нет.
Она обняла меня. Я прильнул к ней, думая обо всех тех вещах, которые так и не сделал. Не то что не завершил, а даже не начинал. А затем вспомнил о том, чего уже не мог исправить.
– Я – последнее, что тебе нужно, Креция, – прошептал я, зарывшись лицом в ее волосы.
– Это уж мне решать.
Двери кухни распахнулись, и на пороге появился Эмос. Я выпустил Крецию из объятий. Хотя мог этого и не делать. Убер выглядел крайне озабоченно и ни на что не обращал внимания.
– Ты должен пойти и послушать это, Грегор, – сказал он.
Он прослушал по воксу новости со всего Геликанского субсектора. Некоторым из них уже исполнилось несколько дней и даже недель. К тому времени, как мы подошли к старому приемнику, диктор перешел к биржевым сводкам и навигационным прогнозам.
– Ну? – спросил я.
– Сообщение с Мессины, Грегор. Верхние уровни одиннадцатого шпиля Мессины Прима были уничтожены взрывом двадцать четыре часа назад. Предположительно это дело рук местной преступной группировки.
Меня бросило в холод. Шпиль одиннадцать, Мессина Прима. Именно там располагалась резиденция Дамочек. Нейл и Бегунди увезли туда Елизавету и Кару. Из соображений безопасности.
– В сообщении говорилось, что число жертв составило более десяти тысяч человек, – бормотал Эмос. – Арбитры Мессины ищут подозреваемых, но теракт приписывается радикальной группировке освободительного движения, действующего на планете.
Я сел, меня била дрожь. Креция присела рядом и обняла меня. Дамочек… больше нет? Биквин… Нейл… Кара Свол… Бегунди?
Это было слишком.
Я понял, почему Ханджар Острый нанял так много вессоринских янычар. Серия атак во многих мирах. Где еще ударил Ханджар? Какую еще боль он уже причинил мне?
Кого еще он убил?
В дверях появилась Элина.
– Что здесь происходит? – спросила она, протирая заспанные глаза.