Увидев меня, Креция тотчас же вскочила и восторженно продемонстрировала ошеломляющее платье из фунзи-шелка.
– Тобиус заставил своих сервиторов сшить его для меня! Разве не великолепно?
– Великолепно, – согласился я.
– Грегор, бедняжке совершенно нечего было надеть. Из вещей – только несколько походных мешков. Это наименьшее из того, что я могу сделать. Подожди, еще увидишь эпиншировое платье, которое они сейчас вышивают для нее.
– Вы видели Фишига? – спросил я.
Креция резко обернулась на Максиллу, и наш хозяин внезапно погрузился в изучение игровой доски.
– Что такое? – спросил я.
Креция взяла меня за руку и отвела к обзорному экрану.
– Он ушел, Грегор.
– Ушел?
– Рано утром. Улетел на своем шаттле. Ужасный человек.
– Он мой друг, Креция.
– Думаю, уже нет.
– Он что-нибудь сказал перед отъездом?
– Нет. По крайней мере, не мне. С Тобиусом он тоже быстро попрощался. Фишиг не ложился допоздна, разговаривал с Медеей и Эмосом.
– О чем?
– Не знаю. Меня не пригласили. Тобиус провел для нас с Элиной экскурсию по своему художественному собранию. У него есть несколько экстраординарных ра…
– Они поговорили, а утром он просто улетел?
– Мне очень нравится Медея, но она, похоже, несколько беспечна. На ее месте я бы не стала рассказывать людям вроде Фишига о том, что ты делал в Новой Гевее.
– А она рассказала?
– Это всего лишь мои предположения. Но, думаю, она вполне могла это сделать.
Я отправил сервиторов за Эмосом и Медеей. Те явились в мою каюту практически одновременно. Оба, казалось, чувствовали себя неловко.
– Ну?
– Что «ну»? – резко бросила Медея.
– Что, черт возьми, вы ему сказали?
Она отвела взгляд. Эмос начал теребить полу своей накидки.
– Грегор, я просто старалась помочь ему понять. То, что ты делаешь… и что уже сделал. Если бы он во всем разобрался, то смог бы посмотреть на произошедшее другими глазами.
– В самом деле? А тебе не приходило в голову, что он – пуританский сукин сын, готовый взорваться в любой момент? Каким и был все это время?
– Я подумал, что единственным выходом было рассказать ему все откровенно, – смущенно пробормотал Эмос. – Искренность – наилучшая политика, Грегор.
Бетанкор что-то пробурчала себе под нос.
– Ох, могла бы уж сказать так, чтобы все слышали! – прорычал я.
– Искренность – наилучшая политика, – произнесла Медея. – Мне это показалось весьма забавным.
– О чем ты?
– Обо всем, о чем ты никогда не говорил нам. Искренность, в которой ты нам отказывал.
– Примечательно, что именно ты говоришь об этом, Медея Бетанкор. Если честно, то мне казалось, что я все тебе рассказал. Всем делился. Клялся своими тайнами.
– Да ладно… – Она отвела взгляд.
– О Трон, ты же все рассказала ему, да? О Черубаэле, Кодициуме, Гло и обо всем остальном!
В ее измученных глазах стояли слезы.
– Я думала, что он сможет понять, если все рассказать напрямую…
– Неудивительно, что он уехал, – сказал я, присаживаясь.
– Медея и я, – выступил вперед Эмос, – мы защищали тебя, пытались заставить его понять и увидеть все под другим углом. Нам казалось…
– Что?
– Нам казалось, он смог бы снова доверять тебе, узнав все.
– А мне казалось, что вы двое более благоразумны, – сказал я, покидая каюту.
В ангаре «Иссина» были припаркованы две грузовые гондолы, пузатый пинас, три стандартных шаттла и несколько небольших спидеров.
Я был занят раздачей приказов сервиторам, которые уже готовили к вылету двухместный спидер, когда появилась заплаканная Медея.
– Я сяду за штурвал, – сказала она, застегивая молнию летного комбинезона.
– Не стоит беспокоиться. Ты уже сделала достаточно.
– Но это моя работа, Грегор! Я – твой пилот!
– Забудь.
Я забрался в тесную кабину ярко-красного спидера, закрыл купол и включил единственную турбину.
Распахнулся пусковой люк, и я на полном ходу устремился к Спеси.
Я проследил его полет до Катарсиса, столицы Спеси. Осветительные ракеты и фейерверки фестиваля взлетали над крутыми крышами мегаполиса. Празднование было в полном разгаре. Припарковав свой маленький спидер на посадочном поле в космопорте Катарсиса, я тут же влился в плотную реку скачущих, поющих и кричащих горожан, заполонивших улицы. Все лица после недавнего криосна имели землистый оттенок, все гуляки были пьяны.
В мои руки совали бутылки, а женщины и мужчины бросались на меня с пьяными объятиями и поцелуями. Меня толкали, пихали, закидывали лепестками цветов и конфетти. Запах криогенных химикалий, выходящих из тел вместе с потом, заполнил весь город.
На поиски Фишига ушел целый день. Наконец, я нашел его на последнем этаже обветшавшего, но все еще проявляющего волю к жизни отеля, в номере с видом на Молитвенник.
– Убирайся, – сказал он, когда я открыл дверь.
– Годвин…
– Убирайся ко всем чертям! – завопил он и швырнул стопку в противоположную стену. Фишиг был пьян, и это было на него непохоже, хотя к тому времени весь город находился в том же состоянии.
Фейерверк кашлял и свистел на площади под окнами.
Несколько долгих минут Фишиг буравил меня взглядом, а затем скрылся в ванной. Он вернулся, неся две стопки и поднос со льдом.
Я стоял в дверях и смотрел, как он медленно и осторожно готовит две порции анисовой настойки со льдом.
Одну он поставил перед собой, а вторую напротив. Весьма дипломатичный жест.
Я сел и поднял стопку.
– За все, что мы прошли вместе.
Мы выпили. Я пододвинул ему стопку, и он налил еще. Передавая следующую порцию, он впервые посмотрел мне в глаза. Я рассматривал его старый шрам под изуродованным глазом. Он уже был у него, когда мы познакомились. А потом взглянул на светло-розовые отметины там, где его лицо было восстановлено после нашего столкновения с сарути. Это случилось на пораженном варпом мире недалеко от КСХ-1288.
– Я не собирался удирать, – сказал он.
– А я так и не думаю. Когда это Годвин Фишиг удирал без боя?
Он горько рассмеялся. Мы выпили по второму кругу, и он снова наполнил стопки.
– Что бы там ни говорила Медея, что бы ни рассказал тебе Эмос, это правда. Но все не так, как тебе кажется.
– Да что ты?!
– Я не еретик, Годвин.
– Разве?
– Возможно, я стал тем, кого ты назовешь радикалом. Но я не еретик.
– А разве не то же самое сказал бы еретик?
– Да. Думаю, что так. Если бы ты позволил нашим сознаниям соприкоснуться, то увидел бы…
– Благодарю покорно! – Он вздрогнул и со скрежетом отъехал на стуле назад.
– Ладно. – Я пригубил настойки. – Без тебя все будет по-другому.
– Знаю. Ты и я. Что нам все выродки Вселенной! Само Око Ужаса боялось нас!
– Да, точно.
– Мы могли бы все вернуть, – сказал он.
– Могли бы?
– Снова работать бок о бок, как в старые времена, и уничтожать темноту.
– Да, мы могли бы. Мне бы этого хотелось.
– Именно, поэтому я и сожалею, что убежал вот так. Я должен был остаться.
– Да, – кивнул я.
– Я многим тебе обязан. Необходимо было проявить настойчивость. Ты еще не потерян. Не до конца. Ты еще только начал соскальзывать.
– Соскальзывать?
– В яму. Яму радикализма. Яму, из которой не возвращаются. Но я могу вытащить тебя.
– Вытащить меня?
– Да. Еще не слишком поздно.
– Не слишком поздно для чего, Годвин?
– Для спасения, – сказал он.
Снаружи бесновалась толпа. В вечернее небо взмывали фейерверки, рассыпающиеся огнями, похожими на новые звезды или на светлячков.
– И что означает твое «спасение»? – спросил я.
– Сдается мне, это и есть моя миссия. Сам Император свел нас. Я должен помочь тебе, удержать от непоправимых поступков. Это судьба.
– Да? И что говорит тебе судьба?
– Отрекись от всего. От всего, Грегор. Отдай мне Малус Кодициум, демонхоста, рунный посох. Позволь мне отвезти тебя на Трациан во Дворец Инквизиции. Ты примешь там епитимию. Я буду просить за тебя, умолять о снисхождении. Они не будут слишком суровы к тебе. Вскоре ты снова вернешься в дело.