Тарагай и Тимур шли по коридору дворца, устланному коврами.
– Ты был и дерзок, и неосторожен, – сказал отец сыну. – Я говорю и о твоих обидных словах, которые задели молодого эмира, и об этом поединке. Я-то знаю, на что ты способен. Если бы ты нанес ему рану, нам бы этого не простили.
– Я был самим собой, – ответил юноша.
– Клянусь пророком, в этот раз ты оказался прав. Иногда быть самим собой – единственный выход из положения. Но так бывает не всегда.
Тарагай хорошо изучил норов сына и часто удивлялся, какому мальчику, непохожему на остальных, он помог явиться на свет.
Потом был пир, устроенный эмиром Казаганом в честь его верных вассалов. Тут обильно лилось вино, звучала музыка. Эмир Казаган выглядел особенно величественно, сразу видно – хозяин. Через его лицо проходила черная повязка – она закрывала левый глаз. Прощальная метина от последнего Чингизида Мавераннахра.
Вокруг Казагана сидела его близкая родня, по правую руку восседал на подушках его сын и наследник – эмир Мусли, как о нем за спиной говорили: «слабый в сравнении с отцом человек», по левую руку был старший сын Мусли – Хусейн, с важным видом юноша обозревал своих будущих подданных. Эмиры и беки пили за процветание Мавераннахра. Был тут и старший из клана Барласов, в свите которого сюда приехал Тарагай и его сын Тимур. Слуги подносили фрукты и сладости, наливали чай и вино. И хотя мусульманам пить спиртное не полагалось, но их государства раскинулись на территориях древнейших винодельческих культур, и память об этом трудно было искоренить из жизни людей.
Ведь написал персидский поэт, мусульманин Омар Хайям почти триста лет назад:
Чем пустыми мечтами себя донимать —
Лучше полный кувшин до утра обнимать!
Эта культура умеренного пития передавалась из поколения в поколение, которые росли под сенью роскошных виноградников Междуречья. Да и язычники-монголы Чингисхана, завоевавшие эти земли, если честно, многое сделали для того, чтобы вино лилось рекой. Выпить монголы были горазды, и даже Яса Чингисхана призывала воина не напиваться чаще трех раз в месяц, еще лучше – два, а один раз в месяц напивался только самый образцовый монгол.
В отдалении сидели женщины, девушки и девочки. У них шел свой скромный пир – громко смеяться себе позволяли только самые юные и знатные. Тимур быстро разглядел двух из них, в дорогих одеждах, что стали свидетельницами их недавнего поединка с внуком эмира Балха. А увидев, он уже не сводил с них глаз. Особенно с одной…
Вокруг шумели голоса – их было много. Приглашенные смеялись. Искусно выводили на своих дутарах и рубабах мелодии лучшие менестрели Балха, другие ритмично били в тугие барабаны, третьи отрывисто бренчали бубнами с навешанными на них серебряными колокольцами.
– А я бы смог жениться на ней? – спросил он.
– На ком? – удивился отец. – На Ульджай Туркан?
Юноша ответил не сразу.
– На Сарай Мульк.
Тарагай-бек примирительно усмехнулся.
– Нет, мой мальчик. Она рода Чингисхана – и тебе не ровня. Нам не ровня, – добавил он. – Мы только можем служить им.
Тимур хмурился и хмурился. Девочки наконец и сами заметили его, хоть он сидел далеко от них. Особенно расцвела лицом Ульджай Туркан. Сарай Мульк вновь лишь опустила глаза.
– А если я очень захочу? – сурово спросил Тимур. – Очень-очень?
Голоса, смех и музыка мешали их беседе. Но разговор был деликатный, и Тарагай старался говорить сыну почти на ухо.
– В мире есть такие вещи, которые мы не можем получить, как бы того ни хотели. Это стоит понять. И потом, я слышал, что Сарай Мульк готовят в жены молодому эмиру Хусейну, с кем ты сегодня скрестил деревянные мечи.
– Но ведь дед Хусейна, наш эмир Казаган, убил отца Сарай Мульк – хана Казана. Как же она может быть после этого его женой?
– Это вопрос выгоды для всего государства, мой сын. – Тарагай отрицательно покачал головой. – Правители не принадлежат себе, как это может показаться на первый взгляд. Если выгодно государству, то они обязаны поступать так на благо своей страны. И потом, не сам же Хусейн убил хана Казана? – Тарагай положил широкую руку на худощавую, но уже сильную руку сына. – Примирись с этим. Такова воля Аллаха. А вот Ульджай Туркан могла бы стать твоей женой, если бы ты стал лучшим другом этого заносчивого Хусейна и его правой рукой в будущих битвах. С ней вы почти одной крови. И она такая красавица, клянусь пророком, ничуть не хуже своей подруги. Я был бы рад такой невестке!
Тимур не ответил на это – только хмуро промолчал. Тарагай взглянул на сына, но так и не понял, что у того на уме. Когда Тимур хотел, он умел скрывать свои мысли, даже несмотря на юный возраст.