– Я же сказал вам, – перед своими полководцами произнес эмир Тимур. – Эта земля станет щедрой ладонью нашего Господа, всегда готового помочь своим истинным любящим детям! Нам помогла древняя монгольская степь!
Гений Тимура вовлек его воинов в опасное предприятие, едва не заставил погибнуть от голода, и он же спас и накормил их и в который раз вдохнул в их сердца волю идти вперед и побеждать.
Вскоре растянувшееся на десятки километров войско подошло к предгорьям Улытау. С великим почтением воины-узбеки Тимура тысячами проезжали мимо каменного мавзолея Джучи-хана, основателя империи, против которой они теперь шли. Тимур не собирался мстить народам Золотой Орды, подвластным Тохтамышу, его интересовала только победа на поле боя над молодчиком-подлецом.
Наконец, в его планах было управлять этими народами.
– Скажите своим воинам, – приказал он полководцам, – я повелеваю каждому взять камень и положить его там, где из земли бьет родник. – Он указал на это место. – Никто не должен ослушаться моего приказа, и никто не должен положить два камня. Каждый отвечает только за себя.
Через двое суток в том месте, где был родник, вырос обширный каменный курган в несколько человеческих ростов. Последние тысячи солдат Тимура уже бросали эти камни на вершину пирамиды, но большинство из них все равно скатывалось вниз. Буквально на глазах вырос обелиск его, Тимура, мощи.
– Эта гора останется на века, – сказал Тимур. – И наши грозные потомки будут приходить к ней, склонять колени и вспоминать своих великих дедов. А мы, преисполненные радости, со звезд будем смотреть на них. Так будет – я верю в это.
Но он должен был оставить и другую память о себе. Господь дал человеку в помощь слово, и он воспользуется этой помощью. По этим степям будут проходить люди, думал он, целые народы, и вспоминать о нем, завоевателе, если не добрым словом, то с величайшим почтением и трепетом.
– Позовите ко мне всех писцов, что есть в моей армии, – приказал он.
И вскоре перед ним стояло около десятка самых грамотных узбеков, владевших арабским и фарси, индийским и китайским и, конечно, уйгурским и чагатайским. Тимур, окруженный охраной, сидел около шатра и пил чай из большой пиалы. Рядом текла неширокая речушка с прозрачной водой, под гладью которой разлеталась плотва. Речушка тянулась далеко на север, куда им предстояло идти, и брала начало, как видно, в горах Улытау, из чистых родников. Невысокой темной полосой эти горы читались впереди.
Полководец встал и, припадая на правую ногу, прошелся мимо своих писцов. Ковыляя, он добрел до берега речки. Как чиста и прозрачна была она! Тут, среди ковыльных степей и такой вот чистой воды, обитали его предки. Долгими поколениями они жили здесь, молились своим богам и были счастливы. Пока однажды не пришел Чингисхан и не увлек свой народ в самый великий поход! И он, Тимур, был частью этого похода, его продолжением! Он положил руку на меч. Текст, произнесенный им, должен быть подобен разящей стали, способной рассечь любую броню. И подобно этой чистой реке, его слова должны были исцелить жажду того, кто взором устремлен к истине и Богу. Его должны были услышать те поколения, которые пойдут следом. Не осудить – понять!
– Записывайте, – громко сказал Тимур.
Писцы тотчас поспешно подошли и расселись вокруг повелителя. Достали дощечки, кисти и чернила.
И Тимур произнес первые слова легендарной надписи, которая, как он и хотел, останется на столетия среди людей и будет передаваема из уст в уста:
– «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Владыка сущего, Святилище истины, Неусыпный защитник, Всесильный и всемогущий, Премудрый даритель жизни и смерти! – В нем говорили и ум, и сердце одновременно. Этот текст должен был отразить то, что он хотел высказать уже не первый год, пылая мщением и жаждой справедливости. – Лета семьсот девяносто третьего, в средний месяц весны года овцы султан Турана Тимур-бек поднялся с двумя сотнями тысяч войска за ислам на булгарского хана Токтамыш-хана… – Он оглянулся на курган из камней. Как же он радовал его глаз! Гора, против которой никто не сдюжит. – Достигнув этой местности, он возвел курган, чтобы память осталась о нем и его храбрых воинах! Даст Бог, Господь да свершит правосудие! – Воистину, его душа и разум ткали эти строки и сам Аллах благоволил им. – Господь да окажет милость людям страны! Да помянут они нас молитвой!»
Записав изречение, писцы опустили свои кисти и перья и не сводили взглядов с владыки.
– Хочу, чтобы эта надпись была выбита на большом камне, найдите такой, и пусть она будет на двух языках: арабском, языке пророка Мухаммеда, и на уйгурском, языке чагатаев, моем родном языке. Да будет так.