Хитрый зверь ушел из-под самого носа!
– Всех казнить, – глядя на пленных, приказал Тимур.
А Тохтамыш летел сейчас прочь с поля битвы. Кругом он видел бегущих ордынцев. Он мог бы остановить часть их, вдохнуть в них надежду на победу. Мог бы! Но он уже почувствовал, что это бессмысленно. Бежали татары, кипчаки и аланы. Бежали Огланы и мурзы, эмиры и бахадуры. Наконец, он привел пестрое войско, многие не понимали даже речи друг друга. С таким войском хорошо, когда на горизонте победа, но когда поражение близко, такое войско рассыпается во все стороны, как опрокинутый из мешка горох. Не соберешь! Но сейчас можно было рассыпаться только в одну сторону – в сторону великой и самой полноводной в мире реки Итиль. Только теперь, вонзая шпоры в бока коня и то и дело оглядываясь назад, Тохтамыш полностью осознал, как хитро заставил его биться на своих условиях коварный эмир Тимур. И как же неосмотрительно с его стороны было принять бой в этом месте! Как глупо! Но ведь он, Тохтамыш, верил в победу. Как и его Огланы! И пришли они на эти берега с великими гаремами и такими богатыми обозами, как будто возвращались с рынков Шираза или Хорасана! Жены! – вспомнил Тохтамыш. – Его жены! Они ждали его на одной из этих рек, в лодках, укрытых шелковыми пологами, ждали и верили в него, потому что он так приказал им. Но до них сейчас было не добраться. Он уже ничем не мог им помочь. Главное – спастись, а жен можно было найти много! Но Земфиру, как жалко было ее отдавать врагу!
Но и красавица Земфира не стоила его жизни.
Десятки тысячи жен, наложниц, рабынь и слуг сейчас дожидались в укромных местах своих принцев, эмиров и беков. А те с раскроенными черепами, изрешеченные стрелами лежали между Кундузчей, Суоком и Волгой. Его отряд поредел – во время бегства Тохтамыш уже потерял с десяток человек. Лучшие ордынские нукеры стойко защищали его, хрипя, бросались на противника, принимали на себя каждый по десять врагов. Знали наверняка, что погибнут. И бились, как в последний раз, и погибали за хана.
А он бежал и от них. И проклинал Тимура. Как же он ненавидел Хромца! Лютой ненавистью! Роковой ненавистью!
Жаркая лесостепь вокруг полнилась криками, ржанием лошадей. Но все это постепенно уходило назад. Вот лесок. Они стремительно направили коней по опушке. Не так быстры воины Тимура, как степняки! Да еще их останавливает расправа над бегущими. Вот и край леса. Совсем близко. И тотчас ордынцы вылетели на другой отряд. Обнажили мечи, сейчас – схватка! Нукеры кольцом окружили хана.
– Стойте! – крикнул хан.
Нукеры вовремя удержали коней. Как и воины другого отряда. Не сшиблись.
– Князь, ты?! – воскликнул Тохтамыш.
Это был молодой великий князь московский и владимирский Василий Дмитриевич. Его кольчуга, лицо, шлем и плащ – все было покрыто кровью. В руке держал меч, готов был к схватке. С ним осталось тоже всего человек десять.
– Хан?! – едва узнал князь своего сюзерена.
– Он самый. Хозяин твой.
– Бежишь, стало быть, хозяин?
– Как и ты, князь.
– Так что, все кончено, великий хан?
– Пока я жив, не кончено ничего! А где твои люди? – кивнул он на крошечный отряд.
– Мертвы, да хранит Господь их души.
– Бог оказался не на нашей стороне. Ни твой, ни мой.
– Бог один на всех, – повторил свою фразу молодой князь.
– Я видел, как ты бился, – кивнул Тохтамыш. – Видел, как ты преградил дорогу той тысяче и зарубил Аргуншаха-бахадура! Я ошибался, что не всегда доверял тебе. Ты настоящий бахадур, князь! Как и твой отец!
Это была правда – князь со своим отрядом в несколько сотен положил много врагов. Но и сам остался ни с чем.
– Пойдешь со мной? – спросил Тохтамыш.
– Не пойду, – честно ответил Василий Дмитриевич. – Меня дома ждет молодая жена, дочь литовского князя, она мне детей родить должна. А с тобой пойду – быть ей точно вдовой! Прости, великий хан, ушла от тебя удача!
– Дерзок ты! – усмехнулся Тохтамыш. – Что ж, поступай, как знаешь! Ты свое послужил. – Он, повернув коня, усмехнулся. – Слишком вы, русичи, привязаны к вашим бабам! Взял бы пятьдесят жен, так и не жалко было бы! Прощай, великий князь!
– Прощай, великий хан! – кивнул ему Василий Дмитриевич. А потом, уже вслед Тохтамышу, но для своих, добавил: – Басурманин, что с него взять? – зло блеснули глаза молодого витязя. – Нехристь ордынский, будь ты проклят, сколько людей погубил – и прежде, и нынче!