Иногда Родье водил ее в гости к фадеру Иоанну, весьма ученому посольскому пристеру, который в Москве пастырствовал над иноземцами, перешедшими в русскую веру, и потому знал голландский. Марта там вела себя скромно и чинно, руки целомудренно держала на коленях, помалкивала. Но наедине с Родье говорила много и охотно, потому что он слушал ее разинув рот, с восхищением. Рассказывала ему всякие морские истории, якобы случившиеся с ее покойным папашей. На самом-то деле все эти были и небылицы ей в прежние времена наплели клиенты-матросы.
К мужчинам Марта всегда относилась, как к бодливым козам: рогами тыкайся, а молоко давай, да побольше. Но с Родье ей ничего такого и в голову не приходило. По временам прямо до нестерпимости хотелось обнять его, зацеловать до распухших губ, уволочь в спаленку и сожрать, как персик или сочное яблоко. Но держала себя в руках, боялась испортить сказку. Кроватных-то забав она много повидала, эка невидаль. А чтобы вот так, с трепетом в груди и жаром на щеках, и каждое прикосновение ожогом – никогда с ней подобного не бывало. Родье же умел только краснеть, да хлопать длинными ресницами. И откуда он только такой марципановый взялся? Наверно от строгой матери. Он рассказывал, она из далекой Сибирии, древнего якутского племени, самая мудрая женщина на свете.
Позавчера Марта все-таки не убереглась. Учила его кататься на коньках, он все время падал, хохотал и так разрумянился, что не совладала с собой. Обняла, прижала, поцеловала в щеку, потом в рот. Родье весь задрожал, она тоже перепугалась: ой, что натворила! Повернулась, убежала. Думала, как оно дальше будет?
Сегодня, когда мальчишка принес письмо, ждала чего угодно, но не этого.
Всё, закончилась сказка. Уезжает. А она, с подлым ее везением, даже не посластилась с милым другом. Дура, проклятая дура! Ничего у тебя никогда не будет…
Однако, вдоволь наревевшись, Марта встрепенулась. Ей пришла в голову мысль: красиво окончить красивую историю. Ибо ничего подобного в ее жизни больше наверняка не случится.
Пускай алчные шлюхи вымогают у ухажеров подарки. А она поступит наоборот: сама сделает Родье прощальный подарок. Чтоб помнил дочь амстердамского капитана. И ей тоже будет что вспомнить. Как единственный раз в жизни влюбилась всем сердцем и была щедрой.
Сразу же и сообразила, чтó дарить. Старший адъютант Александр (Menschikov фамилия, Родье о нем часто говорил) очень гордился своими часами на красивой цепочке. У других адъютантов часов не было. А пару дней назад, гуляя по торговой галерее на верхнем этаже Купеческой биржи, где самые лучшие магазины, Марта залюбовалась эмалевой луковицей неописуемой красоты, со звонким боем. Вот это будет подарок! Запросная цена восемьдесят гульденов.
Денег у Марты дома было пятнадцать гульденов, остальные все в облигациях. Но уже совсем скоро десятое число, когда Свинячья Морда выплачивает содержание.
Замоталась в шаль от январского ветра и побежала к покровителю, господину Ван Ауторну, одному из бевиндхебберов, управляющих директоров Ост-Индской компании.
Договор у них был такой: пятьдесят монет в месяц на всем готовом. «Все готовое» включает новое платье, нижнюю юбку и три пары чулок раз в два месяца; раз в три месяца башмаки не дешевле семнадцати гульденов десяти стюйверов; счета из хлебной, мясной и сырной лавок поступают на оплату к херру Ван Ауторну. Взамен Марта должна красиво одеваться, беречь здоровье (если что – за лечение будет платить сама), являться для исполнения своей службы когда вызовут и гарантировать exclusiviteit, то есть не путаться с другими мужчинами. Если сумеет как-то особенно потрафить работодателю, доставив ему сугубое удовольствие, получает bonus. Плюс на все главные церковные праздники – ценный подарок стоимостью не менее двенадцати гульденов десяти стюйверов восьми дуйтов.
Хорошие, честные кондиции. Особенно, если учесть, что господин Ван Ауторн вызывал к себе содержанку только по воскресеньям, когда госпожа Ван Ауторн отправлялась в Гаагу проведать родню.
Сегодня была суббота, но Марта знала, что покровитель будет один. Его жена вместе со служанкой наверняка пошли в Ортус Ботаникус, где раз в неделю с очень хорошей скидкой продают совсем чуть-чуть подгнившие фрукты. Там госпожа Ван Ауторн будет ходить из оранжереи в оранжерею, крепко торговаться за каждый ананас и каждую дыню. Раньше вечера не вернется.
Поторгуется в магазине и Марта за часы-луковицу. Чтоб отдали не за восемьдесят, а за шестьдесят пять. Отдадут.
Хозяин открыл сам. Одет он был, как обычно дома, в многоцветный японский халат kimono, перехваченный по пузу шелковым поясом, – как есть свиной окорок в праздничной рождественской обертке. До прошлого года херр Ван Ауторн служил фицеопперхофтом, вице-директором, в Нагасакской фактории Компании и хорошо разжился на своей японской должности. В комнатах у него повсюду были восточные ширмы, вазы, разные прочие дорогие, редкие вещи. Свинячья Морда хвастался, что Нагасакская фактория, самый дальний из заморских филиалов Компании, приносит по пятьдесят процентов ежегодной прибыли на каждый вложенный гульден.