-- Ты отвержена отцомъ. Я хочу чтобъ ты была моею дочерью, потому что холодный камень скорѣе способенъ разчувствоваться, чѣмъ зачерствѣлое сердце человѣка. Ты мнѣ пришлась по душѣ; ты также закалена, какъ и я! И въ тебѣ я вижу то же вещество, изъ котораго созидаются скалы... Что-жъ, хочешь быть моей дочкой?..
-- Хочу, произнесла дѣвушка и прижалась къ каменной груди своего отца.
-- Воть, и оставайся у меня, брось совсѣмъ людей! Вѣдь у нихъ тамъ вѣчная борьба, а здѣсь -- вѣчный миръ, покой...
-- А Іосифъ?.. Но вѣдь я крѣпко люблю его, проговорила Валли.-- Неужели-же онъ никогда не будетъ моимъ?..
-- И его брось, отвѣтилъ старый глетчеръ.-- Тебѣ не слѣдуетъ его любить: онъ все охотится за дикими козами -- и дочери мои поклялись погубить его. Пойдемъ-ка со мной къ нимъ: онѣ сейчасъ убьютъ въ тебѣ сердечко, и безъ него ты славно заживешь тутъ, скорѣе привыкнешь къ нашему вѣчно-мирному царству!..
И онъ увлекъ ее и понесъ по громаднымъ, высокимъ комнатамъ и длинными-длинными галлереями. Вотъ достигли они большой залы, прозрачной какъ хрусталь и ярко-освѣщенной солнцемъ; лучи его тамъ и сямъ дробились на милліоны радужныхъ огоньковъ; за хрустальными стѣнами видно было, какъ тамъ что-то двигалось -- словно и небо и земля слились во-едино. Дѣвушки, ослѣпительно бѣлыя какъ первый снѣгъ, въ туманныхъ покрывалахъ, играли въ этой залѣ съ дикими сернами. Весело даже было глядѣть, какъ онѣ мчались въ перегонку съ этими четвероногими горными скакунами, задѣвая и поддразнивая другъ дружку. Это и были дочери Мурцолля -- "блаженныя дѣвы" Эцтской долины. Когда отецъ ихъ поставилъ Воли на совершенно-зеркальный полъ -- онѣ окружили гостью и стали глядѣть на нее съ большимъ любопытствомъ. Дѣвушки эти, всѣ до одной, были ангельски-прекрасны, удивительно бѣленькія, съ румяными щечками; но когда Воли всмотрѣлась хорошенько, то ужаснулась, увидѣвъ у всѣхъ у нихъ ледяные глаза, такіе же какъ у самаго Мурцолля; она замѣтила, что не кровь румянила имъ щеки и губки, а просто -- краска альпійскаго розана, и почувствовала, какъ отъ нихъ, этихъ снѣжныхъ фигуръ, вѣяло холодомъ...
-- Желаете принять ее? обратился Мурцолль къ дочерямъ.-- Я люблю ее. Она сильная, твердая дѣвушка, точно каменная. Пусть она будетъ вамъ сестрой!
-- Да, она хороша, отозвались дѣвы,-- у ней и глаза такіе же какъ у серны... Но намъ извѣстно, что кровь-то у этой дѣвушки горяча -- и къ тому же она влюблена въ охотника!..
-- Ничего! Вы вотъ положите ей руки на грудь, ну, и замерзнетъ тамъ сердце, и любовь вся выморозится, и станетъ она тогда такой же блаженной, какъ и вы!..
Повинуясь отцовскому приказу, всѣ дѣвы кинулись къ ней такъ стремительно, что Валли показалось, будто на нее налетѣла снѣжная буря... Онѣ протянули къ ея груди безжизненно-холодныя, бѣлыя руки,-- и Валли почувствовала, какъ стало сжиматься ея сердце и все тише, медленнѣе постукивать... Не вытерпѣла она -- оттолкнула "блаженныхъ дѣвъ" и воскликнула:
-- Прочь! Я не хочу быть такой блаженной, я хочу -- Іосифа!..
-- Если ты опять пойдешь къ людямъ -- мы постараемся, чтобы Іосифъ разбился, и сбросимъ его тогда вмѣстѣ съ тобою въ пропасть! пригрозили бѣлоснѣжныя дѣвы.-- Слушай: тотъ кому удалось увидѣть насъ -- не жилецъ тамъ, внизу, между людьми!..
-- А, коли такъ, бросьте же меня въ пропасть, только оставьте мнѣ сердце, любовь мою оставьте! Я все готова вытерпѣть, но любви не отдамъ!..
Въ порывѣ отчаянья она крѣпко охватила одну изъ "блаженныхъ дѣвъ", желая побороть ее -- и вдругъ хрупкая бѣлая фигура разломалась въ ея объятіяхъ: въ рукахъ Валли отталось только по комку таявшаго снѣга.
И опять стало темно... Оглянулась Валли и видитъ -- стоитъ она на голомъ утесѣ. Рѣзкій вѣтеръ хлещетъ ей въ лицо ледяными иголками -- и ужъ нѣтъ "блаженныхъ дѣвъ"... Бѣлые клубы тумана бѣснуются вокругъ нея въ какой-то дикой пляскѣ, и высоко надъ ея головой смотритъ изъ-за тучъ блѣдный ликъ Мурцолля... Вотъ опять загудѣлъ онъ, обращаясь къ ней: