Не весела была картина! Вся радость дѣвушки вдругъ пропала Посадивъ Ганзля на изгородь, Валли толкнула дверь и очутилась въ тѣсныхъ сѣнцахъ, въ глубинѣ которыхъ видна была кухонька, гдѣ на очагѣ чадилъ горѣвшій хворостъ. Какъ видно, тамъ кто-то стряпалъ... И кому-же больше, какъ не Люккардъ?... Сердце сжалось въ груди дѣвушки и она вошла въ кухню. Передъ очагомъ стояла одна Аннемидель и отрѣзывала себѣ кусокъ хлѣба къ похлебкѣ.
-- Ахъ, Боже ты мой! Штроммингерова Валли! воскликнула старуха и такъ растерялась, что уронила ножикъ въ чашку.-- Ахъ, Творецъ небесный -- пришла: Эка жалость!...
-- Люккардъ гдѣ? спросила Валли.
-- Умерла.... Ахъ, Мать пресвятая Богородица! Что бы придти тебѣ, дѣвушка, тремя деньками пораньше?.. Вчера мы ее только схоронили....
Валли слова не вымолвила, ни одинъ звукъ не вырвался изъ ея груди, и, закрывъ глаза, она прислонилась только къ косяку двери.
-- Ахъ. Жалость какая! заохала болтливая старушка.-- Вѣдь Люккардъ-то все говорила, что не хочется ей умереть, не повидавъ тебя, и не умретъ она, пока тебя не увидитъ, потому что такъ по картамъ выходило.... Ну, и она все слушала, и днемъ, и ночью: не идешь-ли ты?... А какъ почувствовала она свой конецъ, такъ и промолвила: "Приходится помирать теперь, ну, значить, никогда больше мнѣ и не увидѣть ее" Приказала подать въ послѣдній разъ карты, и передъ самымъ концемъ-то своимъ хотѣла погадать на тебя, да ужъ силы-то не было, руки такъ и упали.... "Совсѣмъ ничего не вижу!" сказала это, потянулась и -- отошла.
Валли закрыла лицо руками. Она все еще молчала, какъ будто онѣмѣла.
-- Пожалуй въ горницу-то, войди! приглашала радушно Аннемидель:-- я, вотъ, все не рѣшалась, одна-то, заглянуть туда, съ того самаго дня, какъ вынесли мы оттуда покойницу... А вѣдь какъ я рада-то была, когда сестра вдругъ явилась и сказала, что станетъ жить теперь со мной! Ужъ такая-то скукища была, когда я жила тутъ сиротой круглой.... Ну, однако сестрѣ не въ моготу было отъ стыда... Это я сейчасъ увидѣла. Стыдъ-то, точно вотъ камень тяжелый, придавилъ ей сердце.... Кусокъ въ горло ей не шелъ, и всѣ-то она ноченьки плакала, а потому слабѣла, хирѣла -- ну, и померла.
Старуха отворила дверь въ горницу, которую Валли уже видѣла въ окошечко, и обѣ онѣ вошли туда. Полусонныя осеннія мухи встревожились и зажжужали надъ ними. Валли замѣтила въ углу старую -- теперь уже умолкнувшую прялку Люккардъ.... Заброшенная кровать имѣла препечальный видъ.
Изъ висячаго шкафика (на немъ была изображена черная Альтенъ-Этингская Божія Матерь) Аннемидель достала старенькую колоду нѣмецкихъ игральныхъ картъ.
-- Видишь -- припрятала я карточки для тебя; знала, что придешь ты: ужъ такъ по нимъ вышло. Колода эта теперь не простая -- волшебная она, какъ надо быть, потому ежели на какую колоду попалъ предсмертный потъ -- такія карты вдвое дороже, правдивѣе. Не знаю я, какая напасть угрожала тебѣ, но сестра все покачивала головой и со страхомъ глядѣла на раскладку картъ. Ни словечка не сказала она мнѣ о томъ, что именно видѣла -- а должно быть карты говорили что нибудь нехорошее....
Старуха отдала Валли колоду, та молча взяла ее и опустила въ карманъ. Глядя на дѣвушку, Аннемидель дивилась, почему это она такъ мало поражена извѣстіемъ о смерти Люккардъ, такъ равнодушна -- даже слезинки не выронила?....
-- Ужъ ты не взыщи, заговорила она,-- я пойду въ кухню. Тамъ у меня супъ варится. Похлѣбаешь со мной -- а?
-- Хорошо, хорошо, отвѣтила Валли глухимъ голосомъ,-- иди себѣ, иди, а я тутъ отдохну немножко.... Шибко бѣжала я съ Гохъ-Іоха.
Аннемидель ушла, качая головой и бормоча:
-- Ну-ну, ежели-бъ знала Люккардъ, что у дѣвушки этой вмѣсто сердца -- камень!....
Какъ только Валли осталась одна -- сейчасъ же заперла дверь на задвижку и бросилась на колѣни передъ кроватью. Вынувъ карты, она положила ихъ передъ собой, потомъ сложила руки крестомъ, какъ будто смотрѣла на священный предметъ, и -- вдругъ застонала громко....
-- Ты умирала, а меня тутъ не было! воскликнула дѣвушка.-- Ты всегда, всегда, вовсю жизнь, была добра ко мнѣ, ласкова!... Ну, а я.... я-то чѣмъ отблагодарила тебя?... О, Люккардъ, старенькая, миленькая Люккардъ -- неужели ты ничего не слышишь?... Вѣдь вотъ я теперь тутъ, тутъ!.. Нѣтъ, ужъ поздно!... Продержали они меня тамъ наверху, слишкомъ долго... Ни одинъ пастухъ такъ поздно не уходитъ оттуда!... И все это со злости они сдѣлали: пусть, молъ, она тамъ померзнетъ да порядкомъ поголодаетъ!.. Вонъ -- и двѣ овечки у меня погибли, и тебя потеряла я тоже, бѣдная ты моя, хорошая Люккардъ!...